Голова. Болит.
Настя не была настолько глупой, чтобы считать головную боль предупреждением об опасности. Это никакой не знак, никакой не способ связи Свыше и не сверхспособность. Это всего лишь головная боль, следствие травмы. Возможно, расплата. Возможно, искупление.
В любом случае, это боль.
Будто кто-то скребётся изнутри. Будто кто-то берет что-то потяжелее и бьёт по внутренней стенке черепа, пытаясь выбраться наружу. Отбрасывает инструмент в сторону и остервенело кидается на преграду, заливаясь криком. Пусть это будет напоминанием.
Горячая вода резко сменяется на холодную. Короткий вздох облегчения, когда кто-то внутри успокаивается.
Головная боль не была никаким знаком или предостережением, но в сегодняшнем вечере чувствовалось что-то странное.
Ласточка как хорошая девочка пытается уснуть, но получается только ворочаться с бока на бок. Мысли всплывают одна за другой, но ни одна из них не успевает будто до конца сформироваться.
Ласточка как хорошая девочка, но всё равно выходит из общежития именно в то время, когда его покидать нельзя. И вместе с этим она наивно полагала, что напомнившая о себе головная боль тоже покинет её, стоит только вдохнуть немного вечернего воздуха. Уже чувствуется то неприятное дуновение подступающей осени, но лето вот оно – ещё здесь. Ещё целых одиннадцать (по правде говоря, одиннадцать неполных) дней каникул. Впрочем, даже теплые остатки лета не мешают на всякий случай застегнуть старую кофточку на молнии.
Настя не боится, что её заметят или развернут, поэтому спокойно идёт обозначенной для самой себя дорожкой. Ей не надо было продумывать маршрут или что-то планировать – ведь цель всегда была одной и той же. Естественно, когда только не было лишних глаз, в противном случае приходилось плутать по всей территории Софьи. Будто кому-то было дело до чудачки.
Странная атмосфера. Странное настроение. Оно не было определенным, просто… странным. Ласточка не зацикливалась, просто ощущала. Это как вопрос: «Какую боль ты ощущаешь? Тупую? Острую?  Ноющую?». Девочка никогда не могла дать ответ, ведь никак не могла понять, какую «боль» она ощущает.
Даже сейчас.
Ей же было больно…?
Шкряб-шкряб.
Как удачно в кармане остался кекс из столовой. Будет чем угостить щеночка. Немного раскрошился, но ничего страшного.
Может быть, она сможет даже увидеть Димку.
И тут Настя запинается. Мысленно и физически.
Так что они всё-таки решили в последний раз? Нет, не в тот, когда ей вручили ножик (он, кстати, был в той же кофточке, но в другом кармане). Когда они столкнулись друг с другом у той прорехи в заборе. Ей стоит сделать вид, что она его не знает? Или не подходить, если он вдруг там проводит время с малышом? Стоит ли его, Димку, спросить ещё раз?
И тут Настя идёт дальше.  Да, точно. «Делай что хочешь». Она уже представляет, как он начнёт сквернословить и пыжиться от нагоняемой злости, но Ласточка при этом не испытывает никакого негатива или страха, лишь слабая улыбка как обычно трогает её тонкие губы от картинки в голове (там есть не только боль). Даже пробирает на мягкий смешок, в котором не было никакой издёвки или вроде того. Только факт, что всё это было забавно и в какой-то степени мило.
Мило. Безумный мальчик, готовый смешать кого угодно с кровавой кашей. Готовый задушить в состоянии аффекта за проявленную доброту.
Это, конечно, ей не нравится, это она осуждает. Однако и с этим можно справиться. Всегда есть шанс одуматься и встать на правильную дорожку, искупить свою вину. Главное – осознать. Осознать и быть готовым начать меняться. И грех здесь в том, что после всего сделанного или сказанного человек до сих пор не понимает.

И всё-таки он здесь. Она смотрит на него своим ласковым взглядом, но лишь на мгновение. Пока не замечает остального. Пока не спохватывается.
– О… О-ой! Щеночкам это нельзя! – испуганно восклицает девочка, протягивая руки к бедолаге (щенку). Её (чудачки) голос звучит как обычно спокойно и мягко, даже когда она делает замечание и пытается быть громкой.  С другой стороны, шум мог бы привлечь кого-нибудь ещё?
Ласточкина осторожно убирает Димкины руки с загривка собачонки, только сейчас замечая, чем именно Копытов пытался напоить зверушку. Ещё одна странность сегодняшнего дня.
Справившись с задачей, Настя поднимает собачонку. Настроение последней тут же меняется, и она, вертя головой из стороны в сторону, приглашает школьницу в собственную игру, пытаясь то лизнуть то куснуть девичьи руки.
Ну вот, приходится опустить щеночка на землю, погладить по голове и наконец поприветствовать улыбкой. Главное, чтоб хвостатый ничего запрещенного не пил.
— Добрый вечер, –  обращается Ласточкина к Димке, снова переводя на него взгляд.
Кажется, с ним тоже было что-то… странное? Как и в сегодняшнем дне, в сегодняшнем дне и внезапно временно отступившей головной боли. Если нужно помочь, то она  всегда протянет руку.
– Как ты? – осторожно спрашивает, пробуя по взгляду определить причину странного. Конечно же у неё не получается.

Подпись автора

I'm not that nice
I'm mean and I'm evil
Don't call me nice
I'm gonna eat your heart out

В ответ на приветственную шутку Настя хихикает, прикрывая улыбку ладонью.
Диспетчер, хи. Он же никакой не диспетчер, хи-хи.
Она как обычно отбрасывает злобный и недовольный тон, пропуская его через линзу и получая на выходе совсем другое. Или это больше походит на фильтр?
Дима пытается встать, но ему это не удаётся, и он снова плюхается на землю. Ласточкина и в  этом видит совсем другой смысл, а потому присаживается рядом, не заботясь о том, что школьная  юбка может замараться, а человек - оттолкнуть её. Во всех смыслах.
Она снова видит бутылку, видит, как Копытов отпивает из неё. И вот уже уголки губ опускаются, и девушка смотрит на парня с сожалением. Не только потому, что он сейчас пьёт то, что вообще-то запрещено детям до восемнадцати лет, но и из-за скривившегося лица. Дмитрия же никто не заставляет, так зачем он это делает?
Делает что-то во вред себе?
Она сама не знает, почему не спрашивает его вслух, ведь в любой другой день ей бы это ничего не стоило. Настя лишь опускает голову и невесело качает ей из стороны в сторону, отказывая в щедром предложении.
– Это же… нам тоже нельзя, – негромко, будто стесняясь, произносит она, сомневаясь в том, что слова (смысл) смогут дойти до него.
Когда юноша снова начинает говорить, Настя поднимает голову и внимательно смотрит на него со светлой печалью в глазах, делясь своим сожалением.
Ей никогда не оказаться на месте Димы, что настоящего, что из прошлого, но она может понять хотя бы часть той боли и, если потребуется, принять её. Не делясь своей историей в ответ, когда её не просят, не пытаясь утянуть его за собой и своими идеями, не копаясь в чужой зияющей ране, но принимать вот так – находясь рядом в похоже  нужный момент.
Возможно, этого мало или недостаточно. Возможно, оно совершенно никак и ничего не исцелит, не залечит и не успокоит. К сожалению, у неё ещё нет сил, способных справиться со шрамами в душе, не то что на лице.
Но Настя точно знает, что Дима никогда у неё не вызывал никакого отвращения. Не вызывает. И не будет. Ни его шрам, ни его поведение, ни его действия. Какими бы они не были и как сильно бы они не сделали больно. И она никогда не пожелает ему ничего плохого, но протянет руку, если потребуется. Даже если по итогу ей откажут.
Об этом Настя тоже не говорит, только смотрит. Нужно ли это признание тому, кто его не примет?
Последний вопрос парня растворяется в тишине сегодняшнего вечера.
– Он… не делает тебя хуже. И не портит, – наконец тихо произносит Ласточкина, словно пробуя успокоить человека рядом. Кто-то мог бы добавить, что дело в диком характере, но девушка не могла с этим согласиться. Это же… не его настоящий характер. Как она раньше убеждала себя в этом, так и будет.  – Ты сильный.
В этот раз она не тянется к чужой щеке. Не пытается согреть одним прикосновением холодную бугристую от рубцов кожу. Но кладёт руку на Димину макушку и заботливо гладит по его светлым волосам. 
– Дима, здесь нет твоей вины. Ты не виноват, – с нежностью и лаской в голосе добавляет она. – Это не твоя  вина, – и продолжает с сочувствием смотреть в его глаза.

Отредактировано Мила (2025-05-05 07:28:44)

Подпись автора

I'm not that nice
I'm mean and I'm evil
Don't call me nice
I'm gonna eat your heart out

Наверное, ей стоило догадаться, что её протянутую руку не примут.
Не покусал и ладно.
Ей жаль и грустно, но даже так она принимает мизерную возможность иного исхода. Небольшая трудность, которую ей придётся преодолеть, чтобы помочь ближнему. Не сразу и не сиюминутно.
– То, что ты кого-то регулярно избиваешь как раз не делает тебя сильным, наоборот – спокойно парирует Настя, слегка нахмурив брови – единственное, что могло указать на её недовольство подобным методом устрашения и запугивания. – Ты силён потому, что всё ещё здесь. И силён тем, что в тебе всё ещё осталась доброта, которую ты почему-то тщательно скрываешь, – девушка сбавляет темп, тщательнее и осторожнее подбирая слова. Естественно, она верила в озвученное, но опасалась, что Копытов не примет и это признание, отреагировав в своём стиле. Ведь намного легче поверить в то, что ты жесткий, злой и страшный, нежели в то, что даже в таком тебе есть нечто светлое, словно затоптанный цветочек, продолжающий тянуться к солнышку.
Что-то внутри, не сердца, но головы, снова неприятно скребёт по стенкам.
— Почему ты так делаешь?
Еле слышный вопрос заглушается продолжающимися стенаниями Димы. Полностью растворяется в звуке разбивающегося стекла. Ласточка съёживается и закрывает глаза, будто испуганный щеночек позади неё. Это длится мгновение, но заметное и накатывающее не самыми приятными воспоминаниями.
Это тоже нужно вытерпеть пройти. И стук в сердце вместе с гулом в голове тоже придётся унять. Ради благой цели. Удивительно, как отзвуки прошлого могут напугать больше, чем настоящее и будущее. Больше, чем пьяный Копытов, смотрящий своим пронзительным взглядом в самую душу. 
Даже сейчас к Диме Настя испытывала только сочувствие и желание поддержать.
Не грусти.
– Даже если мир не простит тебя - я прощу, – выражение её лица снова становится умиротворённым.
Не грусти.
– И даже если ты не   простишь мир, я прощу тебя, – она снова поднимает отброшенную руку всё для того же действия - погладить, но Настя останавливается, осекая себя.
Так скажи, что мне сделать, чтобы ты простил меня?
–  Моя смерть облегчит твои страдания? Тебе от неё будет лучше?  –  Ласточкина разводит руки в стороны, сохраняя невозмутимость. –  Если это так, можешь убить. Как тебе угодно. У меня и ножик в кармане есть. Тот самый, – Настя  наклоняет голову  вбок, выдавливает слабую кислую улыбку, не сводит взгляд с Димы. Понятно, что подобный выбор действий она не одобрит. – Но ты сам знаешь, что это грех. И тебе придётся жить с этим. Как и со всеми последствиями, – и вернувшаяся суровость, которая только может быть в голосе хрупкой тихой  девушки,  это только подтверждает.

Отредактировано Мила (2025-05-12 00:50:35)

Подпись автора

I'm not that nice
I'm mean and I'm evil
Don't call me nice
I'm gonna eat your heart out

Настя чувствует чужие руки на её плечах.
Чувствует, как они сдвигаются. И смиренно закрывает глаза, готовая встретиться с худшим. Если это поможет… если есть хоть какой-то шанс на это, то ничего страшного. Это ещё одно испытание. Она всё равно не умрёт, просто не может. Ей нисколечко не страшно, и она не должна выглядеть перед тем, кто в беде, испуганной. Наоборот, должна показать пример. Должна показать, что способна всё выстоять. Должна заставить поверить в то, что ещё ничего не закончено.
Сама бросится в огонь, но вытолкнет из него страдающего. Встанет сначала на защиту, а потом окажется привязанной к столбу на костре.
И в этом был даже какой-то парадокс.
Потому что один человек  не мог со всем справиться и помочь каждому. Потому что это задача кого-то, кто выше  жалкого человека.
И неправильно думать, что это хорошо – причинять добро прямо каждому. Не подозревая, что кто-то может от этого только страдать. Прямо как Дима сейчас.
К сожалению, Ласточка не могла разглядеть этого.
И не могла сомневаться в правильности своих действий.

Судорожный вздох, когда пальцы юноши сдвигаются выше шеи. Его ладони, такие большие, обхватывают её лицо, такое маленькое. Расстояние между девушкой и парнем становится катастрофически ничтожным. Таким ничтожным, что не составляет труда учуять неприятный запах выпитого алкоголя вперемешку с чем-то ещё – плохо знакомым. Таким ничтожным, что в его глазах она может разглядеть не только своё отражение, такое удивительное спокойное и с лёгким румянцем на щеках, но и что-то ещё – хорошо знакомое.   
Настя приоткрывает рот, будто хочет что-то сказать, но и в этот раз останавливается, прикусывает нижнюю губу.
Мелкий моросящий дождик, норовящий будто специально капнуть прямо по глазам.
Лоб об лоб, нос к носу. Холодное касание.
Теперь ей самой хочется плакать. Погодное явление в этом, конечно, виновато совершенно не было.

– Я не понимаю, – её голос тоже начинает подрагивать. Она не пытается выбраться из чужой хватки или податься назад, но продолжает смотреть, позволяя боли расходиться по сердцу. – Почему?
Она вновь закрывает глаза, тяжелые капли оседают на её ресницах.
Она совершенно не понимает.  Либо не хочет понимать.
– Почему ты хочешь, чтобы я тебя ненавидела? Почему ты хочешь, чтобы я тебе врала?  Смеялась над тобой? Отрицала хорошее, что точно в тебе есть? Обзывала тебя? Желала тебе смерти? – нет, Настя не пятиться назад, но делает движение вперёд, сталкиваясь ещё раз лбами, пытаясь докопаться до бедного юноши не только словом. Пытаясь найти ответ в его полных грусти глазах. Показывая, что не сдастся. –  Почему ты не хочешь принять это? Почему ты продолжаешь? Ты… нисколько не достоин плохого отношения к себе! Разве есть люди, которым не нужны любовь, забота или… обыкновенная человеческая доброта!? Я не верю! Я не верю, что ты можешь быть таким… Никто не может...  Нет таких людей... – наконец, она виновато опускает взгляд. – Я… я не понимаю, что делаю не так. Я же… правда желаю тебе, Дима, только добра…  Я не хочу, чтобы ты… Почему ты противишься… – её голос снова   тает. Короткая пауза, отданная стуку сердца и очередной волне боли в голове.

Если бы хоть кто-то в прошлом мог ей тоже протянуть руку.
Если бы хоть кто-то дал ей немного любви.
Если бы хоть кто-то обратил внимание и попробовал бы вытащить из того кошмара…
То не было бы того рокового падения. То её бы сейчас не было в Софье.  То она бы точно сейчас не смогла бы быть здесь рядом с Копытовым в момент его падения.
И кто знает, было бы хорошо или плохо в итоге? Лучше? Хуже?
И поэтому, раз что-то Свыше всё же привело её к этой точке, она не может отвернуться.
– Пожалуйста, позволь мне… – голос Насти дрожит от слёз. В груди словно не хватает воздуха, и девушке приходится сделать ещё один трудный вдох, прежде чем продолжить.  Она мягко накрывает Димкины ладони своими.  – П-позволь хоть как-то помочь.

Отредактировано Мила (2025-05-13 00:22:33)

Подпись автора

I'm not that nice
I'm mean and I'm evil
Don't call me nice
I'm gonna eat your heart out