СЕДОВ |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » СЕДОВ » Завершённые эпизоды » [✓] 20.08.2018 - И никто не знает
| Училка и жертва произвола властей Поздний вечер, плавно переходящий в ночь. Снова проблемы с полицией, только в этот раз совсем уж ни за что... Зато удачно попался под руку последний номер в истории вызовов. Закрытый эпизод |
Отредактировано Сашка (2020-12-06 12:34:08)
Ни в чём не виновный шоколад молодой сидит за решеткой, не повезло, не фортануло...
Тьфу ты.
Полицейские отделения в любом городе объединяло одно странное свойство - от них стремительно тупеешь. Алина изначально умом и сообразительностью не отличалась, так что стражей закона старательно избегала, но отсутствие интереса было невзаимным - и дорогим полицейским только дай повод доебаться. Но Степлер перед законом сегодня кристально чиста - разве что, ошивается по улицам в неположенное время, но за это ещё тюремный срок не предусмотрен, только назидательное атата пальцем перед лицом. И скука. Тяжелючая и тупая скука ожидания того, как твоё положение понемногу проясняется.
Сначала её просто приволокли сюда. Видок у Алины и в самом деле был нездоровый - щека тяжело вспухла, отдавая болью при движении, а следы на шее... Ну, они просто были и чувствовались.
В остальном с Алины и спросить нечего было - в карманах и за душой пусто, глаза честные-честные, а пожар в заброшке будто бы и вовсе никто не заметил.
И без того черепашечья скорость работы доблестных защитников порядка на улицах Родины в случае с Алиной замедлялось вдвое - опять Скобина, когда ж её уже жизнь чему-нибудь научит. Отпускать просто так нельзя - бедовая. Оставлять не за что. Нравоучения пролетают мимо ушей. Остаётся только сдать матери, и пусть делает со своей дочуркой что хочет.
Из дома выдернули Инну - молодую сержанточку, регулярно приходившую в Софью. Обычно Инна выступала перед молодежью с докладами о том, что, подумать только, наркотики, алкоголь и табакокурение - это плохо, а здоровый образ жизни рулит. На лице в такие моменты у неё, однако, неизменно было написано полное непонимание того, что и зачем она делает.
По случаю появления в Седове такого фрукта, как Алина, Инну приставили лично к неблагонадёжной малолетке.
Инна была с Алиной до смешного мила - принесла из ближайшего супермаркета куцую булочку и бутылку воды, чтоб Алиночка не скучала, пока они будут вызванивать её маму... Стоп, не, никакой мамы, Инняковлевна! Я ж ничего не сделала, какая мама, зачем мама?
Инна кривится - Альбина Скобина персонаж, достойный своей дочери. Вызванивать её, дожидаться чёрте сколько и смотреть потом ещё на то, как взрослая тётка корчит из себя виноватенькую - театр одного актёра.
Отпускать Алину просто так, конечно же, тоже никто не будет - за окнами глубокая ночь, и выпустить Скобину так - признать, что несовершеннолетняя либо будет бомжевать всю ночь, либо влезет в интернат через забор, чего, конечно же, сделать попросту невозможно, да-да, заборы в Софье надёжные и никто через них не карабкается. Ни днём, ни ночью.
- У меня... Номер училки есть, - робко вспоминает Алина, - Пойдёт?
- Да, - кивает Инна и улыбается отстранённой дежурной улыбкой, - Училка пойдёт.
Алина отдаёт трубку полицейской и откидывается на стену, тяжело выдыхая. Набиваться к Закурдаевой в должники сразу после того, как Алина вчера выкатывала на неё свою независимость - тупая история, но лучше Сашка, чем мать. Алина гораздо проще снесёт сашкины умеренные нравоучения, чем будет вынуждена оставаться наедине с мамашей.
Которой говори-не говори, что Алина ни в чём не виноватая, всё будет делать такое лицо, что, мол, лучше бы и правда отнесла тебя в младенчестве на помойку.
Инна даже возвращает телефон обратно Алине. Сашка, говорит, скоро приедет за ней. Так и называет, прямо по прозвищу, и уходит, прежде чем Алина успеет что-то спросить, но она б и не стала.
Алина прикрывает глаза, надеясь скоротать время за просмотром танцующих узоров на внутренней стороне век.
пусть всё горит
Фланелевая пижама с бабочками грустно лежит на полу. Сашка одновременно говорит по телефону и в спешке одевается, чтобы не терять времени. Сейчас – борется с брюками от рабочего костюма, телефон прижат к уху плечом.
– … Да, понимаю. Хорошо. Я приеду через пятнадцать минут. Дайте Алине тру… – Сашка не успевает договорить, на той стороне положили трубку. Просто чтобы удостовериться, смотрит на экран, сразу же перезванивает – механический голос отвечает, что данный вид связи временно недоступен.
Кидает (хотя, скорее, энергично кладёт) телефон на кровать, грязно ругается себе под нос. Глубоко вдыхает, громко выдыхает, снова берет телефон, набирает по памяти, не из книжки, номер такси. Пока идёт дозвон, продолжает быстро одеваться. Отставить панику. Нет причин для истерик, и уж тем более никому этим не поможешь.
Ответили? Отлично. К интернату Софьи Ковалевской, до отделения полиции на улице сорокалетия ВЛКСМ, спасибо. Время ожидания – пять минут. Стоимость поездки… Сашка уже не слушает, просто продолжает одеваться. Как на работу – с той только разницей, что ей уже много лет не приходилось собираться на работу в спешке.
В пустую ноутбучную сумку бросает паспорт, телефон, кошелек, расческу и первую попавшуюся резинку для волос, обувается и полугалопом спускается к выходу. Причесаться будет время по дороге.
В отделение полиции Сашка приехала даже раньше, чем обещала – видимо, на таксиста убедительно подействовало выражение лица как у медведицы. Впрочем, видно, что сейчас, после одиннадцати попыток перезвонить, Сашка держит себя в руках – собрана и серьёзна, ничто, кроме нехарактерно стянутых резинкой в хвост на затылке волос, не выдаёт, что проснулась она пятнадцать минут назад.
Сонный охранник лениво, раздражающе долго проверяет документы, даёт расписаться в большой тетради напротив своей фамилии, другой провожает её в холодный, мрачный кабинет с голым окном. Алина на скамейке, за столом – полицейская… Инна, кажется. Сашка помнит её, хотя до этого они и не общались лично. Она много раз приходила в школу читать вслух брошюры о вреде сигарет и алкоголя. Разумные вещи, конечно, да только вот покажите того, кто этого и так не знает…
Впрочем, неважно. Полицеская просто делает свою работу.
Дежурный закрывает за ней дверь, что-то говорит полицейской, Сашке всё равно. Она коротко приветственно кивает, а затем, не спрашивая разрешения, проходит в кабинет, садится рядом с Алиной и обнимает её за плечи.
– Молодец, что позвонила. Всё хорошо. Подожди ещё немного. – сначала говорит очень тихо, на ухо, но затем поднимает голову и говорит уже так, чтобы слышали все в комнате. – Если хочешь, можешь подождать снаружи… Инна Яковлевна, не возражаете? – голос спокоен, но мимика и взгляд, которых Алина не видит, выдают, что лучше не возражать. Просто чтобы не усложнять ситуацию.
Отредактировано Сашка (2020-12-22 02:40:08)
Алине снится горящая заброшка.
На душе легко-легко. Она смотрит на неистово пляшущий огонь, и он прекрасен, и языки его нежно слизывают то немногое, что осталось от чужой жизни в этих стенах.
Огонь полон любви. Огонь обнимет и её тоже.
Только вот рядом с ней не Ожог, а Ян. Алина оборачивается и смотрит на то, как в его темных глазах отражается пламя. Ян улыбается, Яну тоже нравится пламя.
Он опускает взгляд, смотрит на Алину, берёт её за руку, а потом они вместе бегут прямо в огонь.
Теперь всё хорошо.
"Всё хорошо" - вторит Санниколавна.
Да, так и есть. Бывало и похуже. Алина хлопает глазами, неловко выныривая из крепких объятий русички. А, кажется... Её же никто не предупредил, что Алиночка залетела на мусоров не по своей вине и не по вселенской несправедливости, а по обыкновенному бытовому недоразумению?
Да, наверное, никто не сказал.
- З... Здрасте, - сонно сипит Алина. Часть её готова тотчас же броситься объяснять, что всё в порядке, и зыркать такими глазами на всех присутствующих, кроме неё, вовсе даже не обязательно. Другая часть Алины своевременно отказывается от этой затеи. Так что, пользуясь случаем, Алина делает самое разумное, что вообще может сделать неблагополучный подросток, находящийся в мусарне - покинуть её.
- Конечно, - натянуто улыбается Инна, глядя куда-то поверх Сашки. Кажется, ей слегка не по себе, - Я просто хотела убедиться, что с нашей Алиночкой ничего не случится по пути.
Алина любит Инну за то, как ей искренне плевать. В этом они похожи с её матерью - только, вот беда, безразличие Альбины Скобиной вызывает только проблемы. А безразличие Каневской - как бессловесный договор, молчаливый пакт, который предполагает, что они не создают друг другу сложностей и лишней работы.
Так что Степлер скользит наружу, не прощаясь. Встречается взглядом с дежурным, сидящим на своём посту - тот словно бы хочет её остановить. Но прежде, чем из его приоткрывшегося рта выскальзывает хоть звук, появляется Инна. Каневская движется торопливо, в руках её какая-то папка.
- А, Алина... - рассеянно хватает она Скобину под руку, - Александра Николаевна уже заканчивает.
Они выходят на улицу.
Инна тянется за сигаретой и несколько раз щелкает непослушной зажигалкой. На лице у неё написано что-то отличное от её обыденной отстранённости. Каневская будто о чём-то напряженно раздумывает, совсем не замечая того, как Алина вопросительно разглядывает её.
Когда за спиной раздаются звуки шагов и голос Сашки, она вздрагивает и молниеносно вкладывает что-то в ладонь Алины.
- Отдашь Карпову, - шепчет Инна настолько бесшумно, что на миг Алине кажется, что это ей послышалось. И уже громче обращается к Сашке, - Счастливого пути!
В руках Алина сжимает маленький ключ. От чего он - непонятно. Причем тут Ян - тоже непонятно.
Какое отношение Каневская имеет к Яну - вообще не разберёшь.
Мда.
Не стоит пока себе забивать этим голову.
Под светом фонаря они дожидались вызванного Сашкой такси.
Напряжённое молчание как будто бы было даже не таким уж напряжённым. Да и напряжение по большей части исходило не от самой ситуации, а от кое-чего, что стоило бы сделать, но было это не так уж и просто.
Алина наглеет. Алина тянется за сигаретой, щелкает зажигалкой, закуривает прямо при училке.
- С... С-спасибо, - хрипло бормочет она куда-то в сторону, словно пытаясь выхватить взглядом из темноты что-то, чего там нет.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/e7/0d/4/385053.png[/icon]
пусть всё горит
Проходит немного времени. Сашка дожидается, пока Алина выйдет, и только после этого интересуется, как вообще так получилось, что она оказалась здесь. Говорит с полицейской сдержанно и максимально корректно, как только школьные учителя и умеют. Полицейская спокойна и отстранена, поэтому сейчас они говорят на одном языке, пусть этот язык и обеим неродной.
Ничего серьёзного? То есть, вообще ничего? Ну, это хорошо, конечно, но, раз ничего не случилось – разве обязательно было везти в отделение? Сашка всегда думала, что в таких случаях должны сопроводить до дома… Так было раньше, а теперь не положено? Ну, добро. Родителям не сообщали? В смысле – у неё самой спросите? Ладно, как скажете.
Сашка ещё ненадолго задерживается – внимательно читает протокол, на котором, впрочем, нет ничьей подписи, а затем очень сухо прощается. Не подает виду, что она не в восторге от этого места. Но это и так понятно, кто может с удовольствием посещать отделение полиции ночью?
Полицейская выходит вместе с ней, молча идёт следом, а затем о чем-то говорит с Алиной, пока Сашка расписывается в тетради за своё и Алины отбытие. Графа, куда она вписывает своё имя, озаглавлена «родители или опекун», никто почему-то не обращает на это внимания. Всем настолько наплевать, или интернат настолько на слуху? Сашке интересно, но она не спрашивает. Опасается, что, если указать на это, придётся действительно ждать родителей или опекуна, а у неё нет ни малейшего желания здесь задерживаться. Тем более задерживать здесь Алину.
На ходу прячет в сумку паспорт (так и продержала в руках всё это время, аж пальцы вспотели) и вызывает такси на обратную дорогу. Подождать придётся чуть дольше, тот водитель уже уехал? Ну, ничего страшного, будем ждать.
– Да брось. Было б за что. – Сашка задумчиво смотрит куда-то вверх, потом оборачивается на звук зажигалки и запах сигаретного дыма. На лице у неё на мгновение успевает отразиться недовольство, но Сашка ничего на этот счёт не говорит. Только страдальчески вздыхает и, сделав пару шагов, встаёт с другой стороны, так, чтобы не в её сторону дул ветер. Потом поговорим об этом.
Сашка не знает, что у Алины творится в голове, поэтому проецирует то, как реагировала бы сама – и потому не удивлена, что она нервничает. Максимум, что случалось с ней самой, это пять минут воспитательной беседы, протокол и штраф от ГИБДДшников за переход улицы на красный свет. Лет, так, двенадцать назад… Пустяковый штраф, но Сашка тогда не на шутку распереживалась, а потому терпит.
– Родителям не стала звонить? – Сашка думает, что и так всё понимает. Верный вывод из абсолютно неверной предпосылки. Думает – очень печально, что у современных подростков, когда у них проблемы, первая мысль «мама меня убьёт», а не «нужно посоветоваться с мамой»… – Ты это... Если хочешь, может, давай я? – в голосе чувствуется что-то обнадеживающее. Алина ведь ничего не совершила, просто... Ну, будем считать, что не уследила за временем, так? Сашка знает, как всё объяснить.
Ну, так она думает.
- Нет.
Выходит, возможно, даже чрезмерно резко - совсем не так, как Алина хотела.
Это неизменно происходит каждый раз, когда ей приходится заговаривать о матери.
Алина затягивается ещё разок, и это помогает ослабить гневный ком в горле. Глядит на Сашку - слегка виновато, возможно. А может просто с плохо скрываемым смятением на порядок выше, чем просто "мамка по ушам даст".
Если б только она по ушам дала.
- Моя мама... Она... - Алина запинается на полуслове и хмурится, явно отсеивая кучу вертящейся на языке брани, - Как бы это сказать...
Вздыхает.
- Ещё более бесполезная и непутёвая в этих вопросах, чем я, - цедит Алина, глядя в асфальт, - Ей было пятнадцать, когда она залетела.
"Ей было пятнадцать, а её сестре - восемнадцать, когда они залетели от одного и того же мужика в тройничке мной и Яном," - конечно, было бы правильнее. Но Алина только мрачно полуулыбается их с Яшей тайне. Такой она и останется. Ради их близости и ради самой Сашки - бедная училка, кажется, даже не представляла себе, какой ебейший мрак происходит за стенами квартир и домов этого города.
- Не то чтобы она вообще когда-либо хотела иметь со мной дела, - Алина пожимает плечами, переводя взгляд на ночное небо, - Типа... Она меня спихнула бабке по отцу, как только появилась такая возможность. Приезжать иногда и играть, подарки какие-то привозить - это ладно. В остальном, я её, по-моему, раздражаю.
Ещё одна затяжка.
- Но она такой человек... Я таких терпеть не могу. Если бы не получилось так, что она меня родила... Мы бы держались друг от друга подальше. Мы, конечно, и так, - издаёт Алина неопределённый смешок, - Но, типа... Это всё равно стрёмно как-то. Мать - она одна.
- Даже если такая, прошу прощения, долбоёбка.
Лучшего слова для описания родительницы Алина не имела, и оттого не постеснялась ругнуться прямо при Сашке.
Закурдаева, конечно, тот ещё фрукт. Знало бы только руководство интерната, ох знало бы оно только, что за зверя пустили под свою крышу преподавать русский язык, литературу, что за человека наделили полномочиями строго ругать за отсутствие сменки и отбирать сигареты... Наверное, её бы не просто выперли звонким поджопником, так ещё и какое-нибудь уголовное дело завели. За что - Алина не знала, но что Сашка отплясывает радостный и задорный твёрк на костях седовской системы образования, было с кристальной чистотой ясно и такой тупице, как она.
Это даже прикольно. Рисково по-своему, а Алина любила девочек и мальчиков, которые не ссыкло и готовы рискнуть за право настаивать на своём.
- Не надо ей ничего говорить, короче, - тушит Алина сигарету о фонарный столб, - "Меньше знаешь - крепче спишь" - это про неё.
И, чтобы это уж точно не выглядело попыткой отмазаться от контакта училки и мамки, Алина добавила:
- Не, это вы конечно можете... Могу даже номер дать... Только я-то её истерики переживу, а у вас оно впервые будет, - Алина цыкнула сквозь стиснутые зубы. Голос её неожиданно для неё самой задрожал от гнева, - Когда я в прошлый раз к ментам залетела... Ох что она устроила. Рыдала, руки заламывала. Верещала на всё отделение... Алина, зачем я тебя рожала! Алина, зачем ты меня так позоришь! Алина, ты можешь не создавать мне проблем? Алина, ты вся в своего отца!..
Пиздаболка.
Внезапный всплеск ярости осел, оставив Алину с чувством опустошенности, неизменно возникающим всякий раз, когда ей приходится слишком много думать об Альбине Скобиной. Осталось только устало облокотиться на фонарный столб и скрестить руки на груди, впившись пальцами в ткань куртки.
- Я думаю, что она меня ненавидит, - тихо добавила Алина.
- А я ненавижу её.
Отредактировано Степлер (2021-01-25 14:07:13)
пусть всё горит
Должно быть, этой темы касаться не стоило. Сашка это понимает слишком поздно, но ей есть что сказать в своё оправдание. Даже учитывая, что она не могла об этом заранее знать – всё-таки, у неё остаются обязательства.
– Да, понимаю… Прости. Не знала, что всё... Всё так. – Виновато говорит она. О чем-то подобном она могла догадываться – в основном, дети оказываются в Софье не от хорошей жизни. Нет, есть среди них, конечно, и те, у кого прекрасные любящие родители и отличные отношения с ними, а дело только в обстоятельствах… Но все мы понимаем, что таких меньшинство, и что Скобина не в их числе – можно было понять с самого начала.
Сашке действительно тяжело об этом рассуждать. Сложно и некомфортно. С одной стороны, было бы глупо и неправильно просто сказать, что, мол, да, мама – она одна, её надо любить и обожать такой, какая она есть, всё, вопрос исчерпан. Но штука вот в чём – сама-то Сашка всегда именно так к этому относилась.
Но ей-то родители никогда не давали повода думать иначе! Ни единственного раза! Никто никогда не говорил ей не создавать проблем, или что кого-то позорит, или «зачем тебя рожала». Сашка не представляет себе, как бы отнеслась, даже один раз услышав такое в свой адрес, учитывая, как ужаснули её эти слова даже сейчас.
При этом матери Алины явно ведь не всё равно, так ведь? Если бы ей совсем не было дела, разве стала бы она так, как описывает Алина, бурно реагировать? Нет, конечно. Может, и не ненависть, как та думает… Может, просто желание обвинить ребенка в своих ошибках, свалить вину за, как там, лучшие годы жизни? Пятнадцать лет… Даже меньше, чем Алине теперь.
Ненависть или обида – главное что не безразличие. Обязательства, обязательства. Эмоциональное равновесие Скобиной-младшей – ну, хоть какое-то его подобие – ей важнее… Но имеет ли Сашка право просто закрывать на проблему глаза и надеяться, что она решится сама собой?
Она и так уже очень на многое закрывает глаз ради этого, и не уверена, что поступает правильно.
Алина диктует номер телефона матери из контактов – почему-то именно диктует, стараясь не показывать экран, но Сашка ничего не говорит на этот счёт.
– Смотри. Позвонить я обязана, иначе, если кто узнает, обе получим... Но не обязана прямо вот сразу. – Демонстрирует Алине экран своего, с номером, как будто чтобы убедиться, что всё верно, но не нажимает на кнопку звонка. Только, когда получит утвердительный кивок, сохраняет номер. Вторым номером к контакту «Алина Скобина».
– Если кто спросит, можешь рассказать, как есть… Но сама лучше пока тему не поднимай. – Никакой интонации заговорщика, Сашка просто старается избежать лишних вопросов, в первую очередь к Алине, во вторую – адресованных себе. Всем займётся сама… И так, что никто лишний не узнает. – Я позвоню чуть позже. Может, завтра-послезавтра... Ты разрешаешь?
Сашка предполагает, что так Скобина-старшая отреагирует спокойнее, если правильно выбрать время. Не будить среди ночи, а рассказать уже потом, когда всё уже произошло и без последствий завершилось. Да что там – даже она сама после звонка из полиции была готова рвать и метать… И нет, это не простая вежливость. Сашка смотрит вопросительно – она действительно спрашивает у Алины разрешения поговорить с её матерью. И та может отказаться.
– Если ты против, я могу просто не дозвониться. Тогда никто от меня ничего не узнает. Обещаю. – Это правда. Сашка знает, что на многие вещи всем в школьной администрации плевать, и, если захочет, она в состоянии скрыть всё случившееся... Во всяком случае, никто не узнает достаточно долго, чтобы уже поздно было снова этим заниматься.
Но очень хочет хотя бы попытаться сделать как лучше. Если есть хоть какой-то вариант достигнуть взаимопонимания… Сашка хочет попытаться.
Отредактировано Сашка (2021-01-27 07:05:06)
Каждый разговор о матери быстро вызывает в Алине зудящее чувство того, что лучше бы он не начинался.
Алина отворачивается от Сашки и корчит на лице гримасу крайнего недовольства, закатывает глаза и скалит зубы.
В любой другой ситуации её бы ничто не остановило от того, чтобы излить всю безграничную меру своего недовольства на собеседника. Но гнобить Сашку не хотелось.
В каком-то смысле - именно потому, что у неё была власть над Алинкой. Это гадкое иерархическое право надавить. Пригрозить, отчитать, гаркнуть в конце концов.
Обижать Сашку не хотелось, потому что она эту власть не использовала, кажется, принципиально.
И принцип этот выходил далеко за пределы того, что дозволено учителю. Как и Алина играючи делала то, что не дозволено школьнице, так и Сашка легко поступалась всякой профессиональной этикой.
Однако, осознание этого никак не помогает справиться с нарастающей и назойливой головной болью - той самой, которая возникает всякий раз от набивших оскомину, натёрших мозоль в черепной коробке и где-то рядом с сердцем мыслей. Мыслей о том, что безвозвратно сломано, непоправимо и уже не нужно, и от этого "уже" могла расплакаться даже такая чёрствая скотина, как Скобина. Которая, между прочим, не плакала ни после того, как её сдали собственные дружки, ни после того, как пришлось отсасывать менту за возможность не пойти по двести двадцать восьмой. И ещё вереница историй - одна всрачее другой, - в которых самое то распустить нюни и начать размазывать сопли по лицу, но Алина только скалилась, схаркивала кровь и поднималась на ноги.
Сашку, как и любого другого человека, который вторгается в эту часть её головы, хочется укусить. Не вот это вот сладострастное покусывание, от которого блаженно повизгивают девочки под ней, а всерьёз, как кусают бешеные псины. Выдрать кусок кожи с мясом, зарычать, чтоб не было больше никаких причин говорить с ней этим осторожным заботливым тоном несостоявшейся клуши-наседки.
Кем ты себя возомнила? Да что ты вообще знаешь? Почему разговариваешь, как будто стала вдруг моей старшей сестрёнкой? Мир - ужасное место, а ты ведёшь себя так, как будто не знаешь этого. Знаешь же. Знаешь же, гнида. По глазам видно, что знаешь.
хватит делать вид, что тебя это вообще не пугает!
Алина едва слышно выдыхает.
Ей удаётся подавить накатившую вспышку агрессии.
Беззаботно скалясь, она оборачивается к Сашке. Встречается с ней колючим взглядом и прокашливается хриплым кашлем опытного курильщика.
(просто тянет время, позволяя ярости осесть где-то на тёмном дне)
Чужие люди же.
С чего бы Алине вообще о тебе так заботиться?
- Я... - сипло вырывается из горла, и Алина прокашливается ещё раз, приводя голос в порядок, - Мне всё равно. Я хочу сказать, что... Поступайте как хотите.
Из-за поворота появляется автомобиль и Алина жмурится от слепящего её на миг света фар. Машина останавливается прямо перед ними.
Наверху - мерцающие оранжевым таксишные шашечки.
- Это всё равно ничего не изменит.
Отредактировано Степлер (2021-03-06 11:49:23)
пусть всё горит
Скобина отворачивается.
За короткое время Сашка успевает мысленно признать, что ошиблась, и перебрать в голове несколько вариантов, в чём же именно. Ну, то есть… Она же не по своей прихоти касается этой темы. Если не она, этим бы занимался кто-нибудь другой – тот, кто не будет давать Алине право выбора, на равных обсуждать, как лучше поступить дальше…
Пожалуй, если бы Алина сейчас на неё наорала, было бы проще. Иногда единственное, что можно сделать с мыслями, которые думают тебя – это разом выплеснуть их из головы. Высказать всё, что думаешь, сорвать злость, накричать – пускай. Должно быть, это за дело. И Сашка хотя бы будет точно знать, в чём именно она ошиблась.
Больше всего Сашка боится, что Скобина сейчас решит просто уйти, показать, что Сашка ничего не может сделать, чтобы её остановить. Но нет, та решила просто проглотить злобу, Сашка это видит. И всё ещё ничего не может сделать. Уже ни в чем не уверена… Прямым текстом предложила бы высказать всё, как есть, если бы была уверена, что это поможет.
Смотрит в глаза – прямо, не дрогнув… Алине действительно всё равно? Нет. Вне всяких сомнений, она верит, что никакие усилия ничего не изменят… Но ей не всё равно.
Сашка опускает взгляд, будто кивает одними глазами.
И очень тихо, больше сама себе, говорит: «Не всё равно».
Сашка открывает Скобиной дверь, сама собирается было сесть с другой стороны или вперед – но Алина, ничего не говоря, забирается глубже внутрь слона, к противоположной стене… Сашка садится следом.
Водитель что-то говорит о том, что вообще-то он сегодня не работает, его попросили… Встречается с Сашкой взглядом в зеркале и замолкает, и весь оставшийся путь до интерната так и проводят в тишине. Алина, кажется, безучастно смотрит в окно, Сашка – на свои колени.
Доезжают быстро. Сашка без лишних слов платит, выходит – не поблагодарив и не попрощавшись с водителем, как делает это обычно. Кажется, тот недоволен… Сашке всё равно.
– Давай только не через забор, хорошо? Хотя бы в этот раз. – Сашка не объясняет, что, если их кто увидел выходящими из машины, то лучше уж будет зайти как положено, меньше придётся оправдываться. Голос её снова спокоен, но на самом деле, она просто слишком вымотана, чтобы было иначе. И, на самом деле, видно, что её давно уже клонит в сон.
Это неправда, что учителя не едят и не спят. Некоторые да.
– Я… Придумаю что-нибудь, чтобы к тебе не было вопросов. Добро? – Звучит это довольно уверенно, Сашка уже так делала… Отбрехаться, что ученик в городе по твоей просьбе, а так поздно, потому что, ну, допустим, зашла к родственникам, далеко, поздно, не получилось уехать… Смягчающее обстоятельство – всем плевать. Сашка не в восторге от этого, но сейчас готовность вахтерши принять от училки любое объяснение за чистую монету им на пользу.
Вы здесь » СЕДОВ » Завершённые эпизоды » [✓] 20.08.2018 - И никто не знает
