Это было глупостью. Не то чтобы абсолютно все видео подобного характера были глупыми, некоторые были вполне неплохими, использовали не только те модели, что набирали популярность, но при этом прикладывали вдохновение. Но это видео, просматриваемое Катей с экрана телефона, конечно же не без наушников, вызывало довольно смутные эмоции. Хотелось, скорее, задать вопрос. Много вопросов даже. Но первый и самый важный, который появлялся в ее голове, был «И кому-то это нравится?» Он, конечно, логичен. И имеет абсолютно логичный ответ, который будет «Да, конечно, нравится!» Ведь это тоже было порно, а порно всегда кому-то нравится. Каким бы оно не было. Иначе бы, если бы не было тех, кто его смотрит, и смотрит даже такое, не было бы и самого видео.
Катя просто не могла понять, как это может нравится, но, как  говорится, ладушки-оладушки. Каждому свое. К тому же, она все равно хотела досмотреть его до конца. Не то чтобы оно нравилось, о чем явно свидетельствовала поза на кровати — телефон Щепка держала, лежа на боку, обхватив левой рукой себя, а правой поддерживая упираемый в одеяло, на котором лежала, телефон. Без интереса. Без тех поз, которые бы действительно намекали на то, что ей «нравится». Просто очередная видяшка, которую посмотришь и забудешь. Ну или, в этом случае, еще неделю будешь задавать себе один и тот же вопрос.
«Кому это может нравиться?»
Задумалась. Отвела взгляд, чуть поджала ноги. Яну пересылать такое было бы странно. Он был профи в этом деле, но вряд ли бы даже не столько оценил, сколько мог бы объяснить, Господи Иисусе, зачем. Простое и понятное «Зачем?!» Тем временем, видео закончилось.
Катя вздохнула. Приподняла брови, убрала руку с бока, поправила очки, ткнула пальцем левой руки в телефон, провела подушечкой по экрану, вернулась к списку доступных для просмотра медиа. В последнее время интересных вещей выходило мало. Нужно было что-то новое. Нужно было искать новое. Она попыталась. Вместо этого набрела на вульгарное танцевальное видео с четким порнушным сюжетом, где предлагалось душить змея под ритм. Кате ритм не нравился. Слишком быстро. Едем дальше.
Ехали бы дальше, если бы не факт открытия двери. Этот звук был заметен и через наушники, тут же заставляя Щепку повернуть голову, лежа спиной ко входу и перевернуться. Почувствовать боль в теле. В боку. Синяки. Удары. Все еще болели, но уже меньше, чем в первый день. Там боль была острая. Теперь она была тупой. Ничего сломанного. Но  заживало медленно.
- Привет. - бросает она той, которую не видела большую часть дня. Нину вообще было довольно тяжело заметить, и хотя двое сестер, в целом, были близки, Катя никогда не пыталась следить за ней сутки напролет.Нина была самостоятельной. Нина не нуждалась в постоянной заботе. В постоянном, как же это... Maintenance? Русский аналог слова в голову не приходил, да и усталый взгляд под вечер намекал на то,что он и не придет.
Щепка просто лежала. И просто отдыхала. Готовясь ко сну так, как может, попутно нажимая кнопку на телефоне, чтобы заблокировать его, а экран сделать черным. Она не хотела, чтобы сестра видела, что та смотрит. Нет. Это было только Катино увлечение. Ну, еще увлечение Яна. Возможно, увлечение Алины. Но про нее Катя точно не знала. Да и не хотела знать. Неважно. Вообще неважно.
- Как прошел твой день? - это был еще один стандартный вопрос. Стандартный. Но не означающий, что Катя действительно не хотела узнать, как у Нины дела. Каждый раз она задавала этот вопрос с интересом, нечитаемым по лицу или интонации. Наверное, из всех людей в Софии только Бука и знала, что Щепка действительно интересуется твоим днем, если задает такой вопрос.
Но задавала она его только Нине.

Она немного нервничала. Бука, не Щепка. Такое замечаешь, когда живешь долго с человеком. Малейшие изменения в деталях, и к деталям особенно Катя была очень внимательна. Дело было даже не в чуткости. Наверное, просто в складе ума. Что-то выбивается из привычного ритма — раздражает. Или просто требует внимания. Вызывает его на себя, и точно так же сейчас было с Ниной. Она, правда, не раздражалась. Скорее, беспокоилась. Но молча. Если Катя Стрельцова вообще технически могла беспокоиться.
Нина подошла ближе. На ее испуг Щепка не отреагировала. Просто моргнула в нужный момент, но не более. А, стоило сестре присесть, и вовсе отвернулась обратно, привычным жестом попытавшись снять блокировку с телефона, но быстро забросила эту идею. Поправила мысленно себя, что это плохая идея. Просто повернула голову так, чтобы она опять лежала на щеке и смотрела в какую-то точку впереди.
Поджала губы. Поняла, что так делать не надо. Отворачиваться. Это не подходит. В конце концов, родная сестра. На нее можно было раздражаться, но не от простых разговоров же. И ее надо было слушать внимательно.
Потому что Нина была одним из немногих людей, кто слушал.
- По расписанию.
Катя повернулась, уперлась обеими руками в кровать. Поправила юбку. Черную, длинную, так, чтобы не задиралась и села так, чтобы спина упиралась в спинку, где должна располагаться подушка. Но подушка была придавлена к стенке. И служила дополнительной подпоркой, позволяя худощавой Щепке обхватить согнутые колени руками и внимательным взглядом упереться в Нину.
Взгляд у нее вообще был довольно странноватым. Пронзительным. Тщательным. Скрупулезным. И будто смотрящим на человека в общем и целом, а не на какие-то отдельные его части. Кто-то смотрел в пол. Кто-то в глаза. Катя иногда вызывала такое ощущение, будто смотрела прямо в душу. Что конечно было не так, учитывая ее навыки постижения других собеседников. Но, опять же, возвращаясь к изменениям и деталям...
- Восстанавливаюсь. - О том, что очкастую избили, Бука, конечно, знала. Не факт, что знала, почему. Но подробности той встречи Катя старалась не рассказывать никому. Потому что связаны они были с сексом. А секс для любительницы порева был такой штукой, о которой разговаривать не хотелось. Не вопрос запретности плода, скорее, вопрос чужой жизни.
Катя о чужих жизнях вообще не спрашивала.
- Тебе мама с папой не звонили? - вопрос повисает в воздухе.
С Катей говорить было трудно. С Ниной легче. Звонили ей. Не Кате. Катя знала, что это плохая затея. Не говоря уже о том, что была все еще зла. Но злость постепенно рассеивается. Какая-то через неделю, какая-то через месяц. Злость к Алине испарилась за пару минут манипуляций с ее телом. Злость к родителям, неприметная, держалась долго. Но их мнение все равно было важно. Весточки от них все равно были важны. Поэтому, наверное, Катя и решила про них спросить. Чтобы хоть чем-то заполнить странную неловкую пустоту и тишину, повисающую в комнате после каждой реплики.
Им явно не хватало третьей, но третьей пока не было. Пока. Возможно, она опять где-то грохнулась. Или ее кто-то грохнул. Катя не знала. Кате было не важно.
Кате было важно почему Нина ведет себя странно. Но она уже давно научила себя не говорить другим людям, что они ведут себя странно. Это раздражает. И людей. И Катю.

Информация лилась в уши ,словно желе. Ее было довольно таки легко воспринять, но вот ощущения были такие, что в последнее время слова, сказанные другими людьми, тяжелые и вязкие. Липкие. Неприятные. Даже с Ниной было все же немного странновато это чувствовать. Затыкать ее желание не появлялось. Просто Катя не знала, что ответить. Уличить ее во лжи? Ведь у них ни разу не было ничего в порядке.
Честно говоря, они вообще были в довольно дерьмовом положении. Не прямо сейчас, и не как семья в целом. Нет, они были вообще довольно успешны на первый взгляд. Много денег, много возможностей. Две дочки, которые идеально учатся. Старшая, которую хочет быть врачом. Младшая, которая хочет быть.. Кем хочет быть Нина, возможно, не знала даже сама Нина. Но это не важно. Важно что у них была «хорошая семья». И плевать, что на деле обе Стрельцовы сейчас чувствовали себя... Чувствовали себя. Как они себя чувствовали?
Щепка отвела взгляд. Еще на фразе про дела. Про маму. Та  звонила Нине, потому что Катя цеплялась за слова, но при этом давала информацию честно. Если бы ее спросили, она бы ответила. Ответила, что ее избили. Что она сама избила. Что делала вещи, которые ей бы хотелось сделать еще, но по-другому. Нет, наверное, о последнем все же не стоило рассказывать. Взгляд стал  чуть  жестче, веки опустились чуть ниже, брови чуть нахмурились. Да, не стоит. Это был ее опыт. Но ощущение, что нужно повторить по-другому, не уходило. Вопрос был только с кем.
Ян отпадал. Теперь точно отпадал. Отпадал навсегда. Алина тем более. Второй раз такое не провернуть никак. Других людей... Других людей. Других людей Катя знала плохо. Очень плохо. Детей тем более. Взрослых... Моргнула. Мысли опять вернулись к телефону. Надо было посмотреть еще, просто чтобы освежить в памяти те события, что были пару дней назад.
Нет. Она отвлеклась. Отвлеклась и пропустила, что Нина уже смотрит на нее. Ждет реплику?
Катя воззрилась в ответ так, будто ее поймали за чем-то. Слегка испуганно, с приподнятыми бровями. Но в случае Кати выражать хоть какие-то эмоции на ее лице и так было сложно. Катя не общалась с помощью выражений лица. Она общалась словами.
- Что?
Односложно, редко, чаще молча, чем произнося что-то, но все же словами. Кажется, от нее что-то хотели, но та не могла понять, что именно. Из-за чего порыв опустить голову на колени и повернуть ее так, чтобы упереться в коленки виском, как-то увяз. Кажется, Нина хотела все-таки что-то сказать. Или услышать.

Ноль реакции.
Конечно, объятия были штукой хорошей. Приятной. Человеку требовалось порядка десяти объятий в день, чтобы чувствовать себя нормально. Что-то в этом роде. Не то чтобы Катя знала это точно, скорее, читала где-то когда-то, и, наверное, если бы Нины не было рядом, мысли о том ,что обнимашек ей не хватает, приходили бы куда чаще. Но Нина всегда была рядом, и это было замечательно.
Тонкие руки обвили сестру в ответ, стоило ей приблизиться и пойти в атаку. На лице же — все те же лишенные эмоций глаза, только моргнувшие в ответ. Улыбки не было. Ее вообще редко когда можно было увидеть, но если бы обнимашки не нравились, Катя бы сказала. Потому что всегда говорит. В прошлый раз, когда этот вопрос поднимался, она вполне четко ответила, что такие моменты близости ей нравятся. Они приятны и теплы. И какой бы убитой она ни выглядела, Нине уж точно не надо вставлять в свой алгоритм дополнительные пункты или спрашивать разрешения. Именно так она и сделала.Именно так и стоило делать. Потому что так было правильно.
Просто одной захотелось обняться. Вторая была не против. И даже когда младшая хоть ненамного отстранилась, бледные руки все равно оставались рядом с ней. Сначала на плечах. Затем опустились ниже, пока локти не согнулись и пальцы не сцепились в замок, в ответ на вопрос о чем-то интересном.
Сплетни были той вещью, которая никогда не воспринималась Катей именно что как сплетни. Чтобы они стали сплетнями, ей надо было передавать их дальше. А Катя была немой рыбой. Вся информация умирала в ней как в каменном склепе, наглухо закрытом с момента, когда последний член семьи откинул копыта. Просто было не с кем говорить. Что не мешало, правда, Щепке собирать информацию, в конечном счете превращая и это редкое явление в систематизированное хобби.
И стоило Нине заикнуться об интересном, в голове тут же появилась тетрадка. Она хранилась под кроватью, у изголовья. До нее можно было дотянуться. До нее хотелось дотянуться. Записать. И потребовалось больших усилий, чтобы этого не сделать. Чтобы сделать вид, что Катя проявляет полный интерес к собеседнику. Что слушает его. Что ее слова важны. Что ее движения важны.
Тяжело.
- Конечно. - односложно отвечает Щепка, снова моргнув, но на этот раз за веками мелькнул тот же огонек, что и у Буки. Разве что, более тусклый. Но живой. Раздуваемый через силу, но держащийся.

Катино воображение вполне неплохо работало, чтобы за время ожидания в голове очкастой появилось много-много вариантов, что же такого видела Нина. От вполне тривиальных до экстремальных и крайне забавных вещей, от которых у, казалось бы, заледеневшей Кати, на затылке начинали вставать волосы. Интересным в понимании маленькой сестренки действительно могло считаться много вещей, но, стоило Нине упомянуть знакомую фамилию, со стороны Кати последовала реакция.
Травматический опыт та еще штука. Некоторых людей он заставляет дергаться. Иные же, с более спокойным складом ума, просто сделают что-то неприметное. Моргнут. Катя же резко реагировала на какие-то упоминания. Ее остраненный и вполне холодный вид был постоянен, как консервы. Менялся он только в редкие моменты, когда контакт с тем или иным человеком был достаточно значим, чтобы занимать мысли Катеньки достаточно долго.
И Скобина их занимала долго.
Стрельцова-старшая чуть приподняла голову, вытягивая шею, опукая плечи. Ее заинтересовало. Нина прокинула д20 и выкинула 21. Взгляд ее, правда, ушел в сторону, а брови чуть опустились. А затем глубокую задумчивость выдал тот факт, что правая рука отпустила коленку и прикрыла рот девочки ладонью, а кончики пальцев чуть прижали левую щеку.
Подробности же и вовсе заставляли слова Нины заиграть новыми красками, но все это как-то меркло в сравнении с первоначальными планами Кати. Потому Катя планировала убийство. Ну, пыталась по крайней мере. В свойственной ей скрупулезной манере.
Ведь, в конце концов, нельзя просто так быть избитой и не затаить хоть какую-то обиду. Катя же тоже была человеком, хотя и странноватой, и по этой причине в голове ее уже несколько дней витали различные вариации планов, зачастую, сводившиеся к одному и тому же. Электрошокеру, достать который было не трудно, да какому-то отдельно взятому помещению. Которое еще надо было найти, но, в конце концов, главное сделать первый шаг.
Только вот подробности заставляли остановиться еще до него. Щепка даже открыла рот, чтобы что-то спросить у Нины, но, заметив ее состояние, просто убрала руку ото рта и воззрилась на сестру с видом слегка обеспокоенным.
- С тобой все в порядке?
Старшая Стрельцова была все таки странноватой. В смысле, да, кто не мечтал в школьные годы действительно проучить хулигана, да стать всеобщей героиней, но вот у Щепки это были не мечты, а планы. Четкие, выверенные и вот тот факт, что у Алины есть кто-то близкий, с кем она трахается, в эти планы пока не входило. Совсем не входило, но звучало как что-то, что стоит использовать, из-за чего обыкновенно мертвецкая и незаинтересованная ни в чем, кроме порева, Катюша, задала вопрос, который прозвучал уже после того, как Нина пришла в себя.
- Почему ты думаешь, что они не встречаются? - спрашивает Щепка, впрочем, не продолжая. Ей нужно было мнение.  Проверять его она будет позже, много позже. Заметно позже. Парочку дней , как минимум, а пока все, что у нее было на руках, это только наброски плана.
А ей еще надо было придумать, что делать с телом. И избавлять от него, если у Алины есть кто-то, кто будет ее искать, будет тяжело.

На какое-то время на лице Катеньки можно было прочитать натуральный такой BsoD. Та только сидела, моргала и пыталась обработать, словно компьютер, новые данные, но эти самые данные смысла имели меньше, чем... Нет, на придумывание метафоры ушло бы еще больше мозговых сил, а их и так не было, потому как человек-загадка по имени Алина занимала все ресурсы. Все дело в том, что у Щепки были, в общем-то, идеи и понимание того, как строятся отношения. Обычно для поддержки друг друга, или для чего еще, но они всегда имели хоть какой-то смысл, нацеленный на улучшение состояния. И как бы в этом случае нужна была такая штука, как любовь. Доля заботы. Привязанность. И таких вещей от Алины не дождешься, потому что это была, ну, Алина. И секс без любви и без цели был все-же штукой понятной, но у Щепки появлялось ровно 0 причин, почему им занимается именно Степлер.
Может, ей платили? Катя сморгнула. Нет, проституция была штукой слишком ранней, даже для Скобиной. Как бы ни хотела Стрельцова ее оценивать, как совсем уж Вселенское Зло, пожирающее младенцев на завтрак, но маловероятно, что та уже встала на панель. Или как это зовется? Снова моргнула. Тяжело было думать об этом, не говоря уже о том, что наличие парня, клиента или просто человека, которому не насрать на Алину, осложняло дело.
Это означало, что действовать надо очень осторожно. Потому что Алину начнут искать. Ее сто процентов искали бы, но одно дело, когда ищут власти и только они, другое дело, когда ищет человек, которому не насрать. Тут и общественный резонанс, и неутихающее желание докопаться до истины. Это было опасно. И резкое усложнение операции заставило Катю заметно помрачнеть, чуть опустив взгляд и голову, будто обратно возвращаясь к мыслям, что были еще мрачнее.
Щепка подняла взгляд только когда речь зашла об убийстве. Затем о тумаках. И о дуре. Ее выражение лица не менялось ни разу за вес монолог Нины, она просто смотрела на сестру своим обыкновенным, ничего не выражающим взглядом, и только когда та закончила, открыла рот.
- Нина, я не смогу ее побить, если только не попытаюсь застать ее врасплох. В бою один на один у меня мало шансов, если не прибегать к уловкам. -
Кажется, ее мало волновали слова о том, что Скобина чего-то не стоит. Дело было не в стоимости же, не в каком-то правосудии. И не в расходах. Скорее, даже не в синяках. А в обиде, которую было нелегко вычленить и использовать так, как нужно делать с обидами.
Потребовалось добрых несколько секунд, чтобы веки Щепки снова опустились, та устало выдохнула, а затем откинулась к спинке кровати и посмотрела в сторону. Язык тела сейчас был достаточно явен, чтобы углядеть в нем определенную обиду, а еще дерьмовое настроение, в котором Катя пребывала уже несколько дней, с пиками ухудшения каждый раз, когда тело снова начинало ныть. Синяки заживали. Боль еще немного напоминала о себе. Обида оставалась  нетронутой.
И она такой останется до момента, пока ее не удастся выпустить. Потому что заполнять себя чем-то другим Катя не умела. Пыталась, тщетно пыталась, но японское порево с лесбиянками уже перестало ее возбуждать. Переход на бдсм не помогал, потому что с ним мысли возникали только о том, чтобы связать Скобину и хорошенько отхлестать, но и тут была проблема. БДСМ должен приносить удовольствие. Скобиной не хотелось приносить удовольствие. Скобину хотелось наказать. До слез и до полного послушания.
Вздох.
Опять ее мысли ушли не туда.
- У меня нет сценариев. - заключила в итоге Катя. И эта фраза означала, что она зашла в тупик. По крайней мере сейчас. И по крайней мере сегодня. Но Буке бояться нечего, потому что сестра ей не врала, и эта же сестра не действует без сценария. Без плана. Без четких пунктов, отк оторых нельзя отходить ни на йоту.
Нет сценария — нет мести.
В целом, это был конец. Не дня, но разговора. Можно было пообщаться еще на какие-то темы, но вот в какой-то момент Катя заметила, что тянется к телефону. Нужно было что-то посмотреть. Что-то, желательно, со звуком. С погружением. С эмоциями и с чем-то понятным, чтобы отвлечь себя. Рука замерла на полпути к телефону. Потому что вспомнила о том, что невежливо уходить в мобильный, когда с тобой говорят. Катя это помнила. Невежливо.
Убрала руку. Снова сложила обе ладони на коленях, взглянула в сторону. Она не знала, о чем еще говорить. Да ей и не надо было, потому как в следующий момент дверь в их комнату снова открылась. Быстро, нараспашку, резко, будто ее пнули, хотя на деле просто довольно грубо открыли, и так открывал двери только один жилец. Тут же заставивший обратить на нее внимание.
Стрельцова-старшая перевела взгляд. Фигура с хирургической маской. Точнее, с тканевой, с цветочками, миленькая такая. В футболке. В джинсах. В рваных джинсах и больше смахивающая на того, кто ошибся корпусом и комнатой, потому как должен был спать среди парней. Ну, смахивающая бы, если бы не отросшие волосы.
- … - Катя не произносит ни слова. Только приподнимает левую ладонь, помахав ей в сторону Лыбы, после чего бросает быстрый взгляд на Нину, будто спрашивая, стот ли им продолжать при посторонних. Хотя, Лыба не была посторонней.
- Привет, избитая. - бросает девочка в маске с неприкрытым, но мрачноватым, ехидством, в сторону той, с которой толком сегодня не общалась. Не то чтобы, правда, со Стрельцовой-старшей вообще удавалось нормально пообщаться. С Букой легче. И, судя по тому, что в ее сторону был сделан кивок, а не полноценное приветствие, похоже, они сегодня уже виделись.
Не то чтобы Катя знала. Кате было относительно плевать. Или же относительно неважно.