...ты же не боишься, верно?

В наушниках уже порядком затрахавший трек вновь начинает проигрываться по очередному кругу, а Дима, словно параллельно этому, всё крутит в мыслях один и ту же вопрос заевшей пластинкой. И хотелось бы думать о другом: об удивительно розоватом закате, красивый вид на который открывался из его открытого окна, о прохладном ветре, что так приятно было чувствовать на своем лице, о том, куда, блять, мог подеваться этим вечером Шмара. Хотелось, конечно, вот только всё стоит перед глазами эта ебучая ухмылка на самодовольном лице и насмехающийся голос в голове звучит так громко, что музыка никак не могла его заткнуть. И ладони крепко, до набухших вен, сжимаются в кулаки, и в глазах так начинает плыть, что на ногах не устоять, и сердце стучит всё быстрее и быстрее, не думая замедлять столь бешеный темп.

Это оно от злости, конечно.

Несомненно.

Как ему еще реагировать на эту чертову дуру, о которой думается в последнее время всё чаще и чаще?

Протяжно выдохнув, он легонько стукается затылком об стенку, после чего таки вскакивает с подоконника и покидает злоебучие четыре стены, чтобы немного прогуляться и проветрить тухнущие мозги. Когда-то он уже сделал ошибку, приняв её предложение помощи на свою тупую башку. Лучше бы вообще не знал её, чем терпел всё это время заебавшие по самое "не могу" попытки его подразнить и вывести из себя. Вот и сейчас она безусловно пытается добиться того же, зовя играть в грёбанные карты.

К себе. В комнату. Где будут только они. Вдвоем.

Как же она бесит, просто пиздец.

Конечно же Ожог на подобную хуйню не поведется, он же не такой баклан. Сейчас бы в дом для девочек ещё лезть, будто заняться ему больше нечем сегодня, ага. Пусть найдет себе другого лоха. Так он думает и наворачивая круги на одном и том же месте, и направляясь к всё ещё открытому буфету за двухлитровой бутылкой колы, и возвращаясь себе в комнату за кофтой с капюшоном в этот по-летнему теплый вечер, и идя обратно к наметанной точке. "Нихуя он этого делать не будет" - именно эта мысль крепко сидела в его голове, пока он шёл туда.

Оставалось только спросить, что он тогда, блять, делает под её окном? Ищет, сука, стремянку. И находит там, где, как и обещала Маша (аж в дрожь бросает от одного упоминания её имени), она будет находиться. Даже спрашивать не будет, как у неё это получилось организовать. Конечно его кто-нибудь да увидел: местность-то открытая, как на ладони. Собственно поэтому Дима и натянул капюшон до самых глаз. Вот только всем, конечно, было все равно насрать: будто в первый раз кто-то из парней лезет к какой-нибудь девчонке, которая его позвала. Но он же, естественно, не такой и вообще отличается от них всех. Он тут только за тем, чтобы доказать ей, что... Что? Что его взять на слабо у неё не получится? Ну так данную задачу он уже успешно просрал, поднимаясь по чертовой стремянке и стучась в чужое окно с бутылкой блядской колы.

- Эй, Маш, - пытается тихо-тихо, чтобы кто-то еще не услышал, он её позвать, ничего не видя из-за закрытых занавесок. - Я это, открывай.

То-то она, наверное, до ушей улыбается тому, что он таки повелся.

Бесит.

Отредактировано Ожог (2020-11-01 08:33:26)

Подпись автора

No place for tonight
Guess I'll stay here and continue to fight

Улыбается. Конечно, блять, она улыбается. Пусть даже если у неё всего-то малость приподняты уголки губ, он видит как блестят темно-сероватые глаза, словно насмехаясь над ним. Ещё бы ей не делать этого и не быть довольной собой, пустоголовый олух же клюнул на наживку, как небось она и рассчитывала. И протянутая ему навстречу рука ещё больше подбрасывала дровишек в разгорающийся внутри огонь. Она думает, типа, он сам без её помощи никак не пролезет или что? Дима уже хочет отмахнуться от неё, но вот почему-то "нежная" девичья ладонь движется дальше, чем он рассчитывал, внезапно хватает его и тащит на себя. Ему бы хотя бы немного побороться, попытаться вырваться из хватки и случайно ебнуться со стремянки головой об асфальт, да вот не успевает он этого осознать, как уже оказывается на чужом подоконнике.

Как, сука, у неё это получается?

- Ага, - коротко буркает Дима в ответ, после чего таки аккуратно слезает на пол, не снимая капюшона, и на мгновение бросает в сторону Соколовой свирепый взгляд. - Только клешни свои, блять, больше не распускай.

По выражению лица этого было не разглядеть толком, но высказав свое недовольство Дима чувствует себя чуточку лучше, увереннее что ли, будто несколько очков собственного достоинства восстановил. С потерянными, правда, это не шло ни в какое сравнение, и подумав об этом он уже секунду спустя угрюмо хмурится. И так каждый раз при общении с этой... Даже слова пообиднее для неё не подбирается, настолько его пиздецки злит.

Взглядом он по комнате особо не гуляет, только коротко оглядывается, после чего смотрит на стену с плакатами, рядом с которой располагалась указанная Машей кровать, и еле слышно охает, раскрыв веки. Конечно он знал, что ей нравится подобная тема, но что бы она вот прям так угорала по року? Не то чтобы сам он этим когда-либо интересовался, правда. Если подумать, он вообще ни черта и не знал о Маше, кроме того, что у неё есть охуенный талант выводить его из себя. Ну и то, что её саму лучше не злить, когда рядом лежит кирпич.

Ну или так говорят.

Положив бутылку колы неподалеку, он мягко приземляется на самый краешек кровати и смотрит в спину девушке, которая что-то искала среди кучи барахла в своей тумбочке. Глядит на эти рыжие локоны у шеи, на чуть выпирающие под висящей футболкой лопатки, потом опускается ниже по талии, как бы невзначай разглядывая каждую складку на её одежде. Однако стоило дойти до бедер, глаза начинают панически бегать то влево, то вправо, пока вдруг не падают до самых её оголенных ступ. И тут взгляд задерживается уже гораздо дольше, чем надо. А потом она таки начинает разворачиваться к нему обратно и голова сама резко отворачивается в противоположном от неё направлении.

И тут же, открыв свой поганый рот, она перекладывает вину за выступившую краску на щеках с чего-то бы там не было на очередной приступ злобы. Конечно, ебанный рот, у него не было с ней связи, они же ни разу телефонами или еще чем не обменивались. И она сама это чертовски знала.

А потом она еще спрашивает: "хочет ли он чипсы?".

Чипсы Дима, конечно, хотел.

- Не хочу, - практически рычит он в ответ, оскалив зубы. - Сама жри.

На этом и останавливается, все же не желая перегибать палку и выглядеть обиженной девчонкой. И вообще, он сюда играть в картишки пришел или дальше терпеть её эти ебучие подколы?

- Лучше скажи, во что играть-то будем?

Разницы, правда, для Димы было никакой: он одинаково часто проигрывал во все карточные игры, поэтому в них обычно ни с кем и не играл. Особенно, на желание.

Еще раз, почему он сделал в этот вечер исключение из всех возможных людей именно для неё?

Подпись автора

No place for tonight
Guess I'll stay here and continue to fight

Смеется. Она смеется над ним, да еще и почти не скрывая этого! А он что? А ничего, только и может с мрачным ебалом отвернуться в сторону и негромко фыркнуть от недовольства. Будто что-то еще он мог сделать в её комнате. Убежать, несомненно, можно было, да вот она и это ему обязательно припомнит. А можно остаться и продолжать терпеть это её порядком заебавшее отношение к себе. И исходя из этих двух вариантов, получается что ни делай, все равно останешься по уши в говне.

Вот так он уже и победила, не успев даже начать игру.

- Не твое дело, - огрызается он, вновь натянув начинающий спадать капюшон. Естественно ему ебать как жарко, разве это само по себе не очевидно? Как и то, что теперь он точно ни за что снимать удушающий мешок, которым стала кофта, не будет. - Мне-то насрать. Тем более разве тебе не нравиться нюхать такое?

Ну вот он таки попытался достать её в ответ, разве что вместо её самодовольной ухмылки у него на лице всё тот же озлобленный оскал. Да и попытка, если честно, получилась почти никакой, даже он это признавал, но просто промолчать он тоже никак не мог. И что дальше? Выбор того, во что он продует сегодня. Даже сомнений в собственном проигрыше у Димы не было, вот такая у него уверенность в себе. Или, точнее, уверенность в способности Маши его обхитрить вокруг пальца — то, что он сидел здесь, уже было одним большим доказательством этого. Так что здесь он самый настоящий...

- Дурак, - после недолгих раздумий отвечает Копытов, наблюдая за тем, как девушка ловко тасовала колоду. У него, сколь он не пытался, так же никак не выходило.

И снова эта чертова улыбка появляется на её губах. В этот момент по спине вместе с каплями пота забежали мурашки. Конечно же ей одного желания будет мало, да? Захотелось ещё вскрыть ему череп и посмотреть что там внутри, так? Какая же жадная тварь. Но если подумать... эти придуманные ею условия работали для них обоих одинаково, верно? Сжав челюсти до еле слышимого скрипа, он не дрогнувшим взглядом смотрит в её хитрые глазенки и только коротко отрезает:

- Похуй. Согласен.

Лучше и нельзя было сказать.

И тут же опять прилетает очередной укол. Она, похоже, тоже не сомневалась в собственной победе. Дима этому даже не удивлялся: коль можно было устроить ставки, то он бы все свои деньги поставил на Соколову. А ведь офигительная была бы возможность поднять бабла, жаль не додумался заранее об этом спросить. Не то чтобы он на самом деле это сделал бы, правда — не давать ведь ещё одну причину для подъеба.

Кстати об этом.

- Тогда скажи мне, - вдруг поднимает он голос, смотря за тем, как девичьи руки раздавали карты, - тебе, типа, в кайф меня бесить каждый раз или как?

Правила очереди-то задавания вопросов она не задала, поэтому он и попытался взять инициативу в свою руки с самого начала. Но что-то подсказывало, что ответ он уже отлично знает.

Да, ей ебать это было по кайфу.

Отредактировано Ожог (2020-11-02 18:21:59)

Подпись автора

No place for tonight
Guess I'll stay here and continue to fight

Услышав достаточно развернутый ответ на свой вопрос, Дима заметно кривиться лицом, как если бы навернул котлет из местной столовки, но через несколько мгновений уже задумчиво смотрит себе на ботинки. Хотелось бы и выдать, что несет она какую-то сущую хрень, и уверенно не согласиться со сказанным ею, однако вот была одна небольшая, но, ебать, су-ще-стве-нна-я загвоздка: она, блядский рот, в чем-то да была права. Он этого, ясен хер, никогда в жизни не признает, но спорить с тем фактом, что он действительно сюда пришел по собственному желанию, было малость бесполезно.

Оставалось спросить: а чего он все таки здесь на самом деле искал?

Угрюмый взгляд поднимается по спинке кровати, немного смещается в сторону, пока не натыкается на те же красноватые пряди, а останавливается на одном из приподнятых уголков девичьих губ. Маша всегда казалась какой-то... бесчувственной что ли. Или, если начистоту, холодной и бессердечной сукой. И не было бы у Димки с этим проблем, коль не предложила внезапно свою помощь после разборки с тем здоровенным шкафом. Еще и денег пообещала — типа, его доля за то, что подняла бабла, устроив, ни дать ни взять, гребаный тотализатор. И с того самого момента она всё ещё казалась какой-то... непонятной. Странной. С придурью, в общем. Хотя и не понять было в чем она вообще заключалась. Может он вообще себе надумал всякой фигни на голову и пытался разобраться в том, чего не было.

Но если что и казалось в ней искренним, так это чертова улыбка, которой она постоянно дразнит его.

М? Так чего он здесь в итоге делает? Да хуй его знает.

- Чего?... А, ну да... - тут чужой голос возвращает его с небес на второй этаж дома для девочек. Пару раз моргнув, он не совсем осознанно принимает пачку крекеров из её рук, после чего смотрит на свои карты так, словно видел их в первый раз, и не задумываясь кладет семерку червей. И в то время, как она спрашивает его о том, целовался ли он раньше, Дима думает о том, что...

...стоп, Ч Т О?!

- А?! - тут же он поднимает, чуть не вскакивая с места. - В смысле целовался?!
В смысле по-настоящему - она ведь даже уточнила.

- Я... Тебе какое дело, Соколова?! - это не было ответом на её вопрос, а больше смахивало как раз на поражение в устроенной ею игре в первом же раунде, что парень и сам отлично понимал. С протяжным свистом он таки стягивает с макушки капюшон, чешет затылок и дергано вертит головой то в одну сторону, то в другую. А потом взор бегающих глаз замирает на горизонте, который виднелся за окном.

- Аг-ха, - еле как выдавливает он из себя и тут же запивает образовавшийся комок в горле колой из горла. - Один раз. Юля.

Юлю Дима хорошо помнил: кожа бледная как мел, глаза один в один мутные лужи, а волосы - ёбанное гнездо. И стоит вспомнить её, как сердце стучит чуточку быстрее. Она недавно покинула этот сраный интернат, как ей стукнуло восемнадцать, и больше они ни разу не виделись, даже не переписывались. Если подумать, она и в сторону его больше не смотрела с тех пор, как...

- Довольна? - рявкает Дима больше для виду, поворачиваясь обратно. - Твой ход.

Настала его очередь спрашивать.
Он специально делает паузу.
Да подольше.

- А ты... - еще чуточку оттянуть момент, - ...т-ты, это, ну... короче... - еще и голос дрожит, блядь, - ... спала с кем-нибудь?

Веер карт, которые он держал прямо перед самым носом, скрывал за собой выступивший на щеках краску, что медленно расползалась до самых ушей.

Подпись автора

No place for tonight
Guess I'll stay here and continue to fight

Кажется, сердце пропускает удар. Или два. Или, на самом деле, хуй его знает сколько всего. Маше хватило озвучить всего два бестолковых слова, как в глотке что-то колючим комом застревает, с трудом позволяя дышать. Но Дима не начинает закашливаться или издавать какие-либо нечленораздельные звуки, а всё ещё вглядывается в собственные карты, ожидая того момента, когда она что-нибудь добавит. Она была, конечно, не обязана этого делать, так как свой ответ он получил. Однако...

Её лицо тут же становиться ближе, отчего Дима невольно поднимает взор, встречаясь с её ебучим хищным взглядом своим собственным. С её языка слетает ещё пара коротких фраз, на осознание которых у него ушло несколько коротких мгновений. Не в силах сделать и выдоха, он глядит на её лицо, медленно раскрывая глаза на всю возможную ширину. Он знал конечно про слухи, - трудно этого не делать, когда при упоминании Маши они озвучиваются хотя бы раз, - и про неё, и про её эту соседку Миру, и про них обоих, но Копытов никогда не придавал этому значения. Мало ли какую херню несут, в конце концов. Но услышав это из её же уст, он понимает, что не в силах выдохнуть.

В этой. Самой. Кровати.

И дождавшись, когда Дима станет багровым как черешня, она вдруг хитро улыбается ему, с этой ёбанной усмешкой в серых глазах. Стоит ей расцвести на чужих губах, как он в ту же секунду всё понимает. И не должно быть в этом ничего удивительного, и сам он это отлично понимал - возможно, лучше любого другого олуха, который мог оказаться на его месте. Как это, Соколова и без колкой издевки на вопрос, который прямо напрашивался на таковую? Поэтому он даже злился не столько на неё, сколь на свою пустоголовую башку, что отказывалась хоть немного подумать, прежде чем делать выводы. Хотя и Маша, сука, тоже изрядно бесила, спору нет.

Она, к слову, продолжила говорить. И Дима сперва хотел бы продолжить недовольно хмуриться, наблюдая за начинающим темнеть горизонтом за окном, да вот только поняв, что в этот раз она всерьёз, он снова смотрит в её сторону. И пока слушал, то не заметил, как взгляд его становится... мягче, что ли. Если честно, нечто такое он от неё на самом деле и ожидал: уважения к самой себе и удовлетворения исключительно нормальными отношениями, а не всякой хуйней. И что плохого в том, чтобы человек, что был бы рядом, видел в ней именно, ебать, ин-ди-ви-ду-аль-ность, а не безмозглую куклу с дыркой между ног? Ничего, конечно. Не для каких-то даунов среди сверстников, правда, но Дима не был среди их числа. Быть может потому, что мог подобное понять и принять.

Желание чего-то искреннего: если не сопливой любви, то хоть чего-то нежного, теплого, настоящего.
Или он просто выдает свои хотелки за её, вновь надумывая всякой ерунды на свою голову.

Идет очередной круг и он кладет карту... какую-то. Он даже толком и не видел ничего, просто вытянул без раздумья первую попавшеюся и всё. Может ему было уже наплевать на игру, где он и так должен будет проиграть. Тем не менее, звучит следующий вопрос, суть которого и гадать заранее не было нужды. И это было честно, пусть даже если она уже ухмыляется, ожидая очередной возможности его потравить. Но даже если и так, юлить он не будет. Откровенность на откровенность.

Искренность на искренность.

Он ещё делает пару глотков из бутылки с колой, кладет её на место, вздыхает, - не тяжко или еще как, скорее просто, чтобы набрать в легких побольше воздуха, - и наконец выдает:
- Не-а. Как-то не пришлось, - и голос его уже не дрожит, а звучит удивительно спокойно, безмятежно. - Наверное, просто не хотел этого так сильно, чтобы за девками бегать. Ну или... - еще один вдох поглубже, - ...хотел, всё таки, но первый шаг делать самому было... как-то... А, забей, неважно. К тому же, - тут как-то не задумываясь он касается ладонью левой щеки, где красовался известный на весь интернат шрам, - я ведь страшный что пиздец, чтобы ко мне пытаться подкатить. Урод ёбанный.

...а тех, кому было на это поебать, я сам до усрачки и напугал.
Вновь думается о Юле и её неестественно бледном лице в день, когда они разговаривали в последний раз.

- Как-то так, - пожимает он плечами, будто всё это в порядке вещей. - А ты...

...чего не куришь, как остальные?
...спортом увлекаешься, да?
...на гитаре бренчишь? А "Мою Оборону" можешь ёбнуть?

Кучка всяких мелких вопросов роется в черепушке, но ни один из них не казался тем, который стоило задать. Они ведь уже, спасибо его идиотизму, переступили грань тупых очевидностей.

- ...как здесь-то оказалась? Родакам так срать было, что сюда забросили? Или подох... - он отводит взгляд, понимая что это может прозвучать слишком грубо даже для него, ...гм, умерли?

Не у всех ведь родители были такими же, как его.

Отредактировано Ожог (2020-11-05 07:49:15)

Подпись автора

No place for tonight
Guess I'll stay here and continue to fight

Бровь ползет немного вверх, стоит её картам упасть на пустое пространство между ними, и Дима, подняв взгляд на лицо Маши, даже держит непонимающее выражение лица несколько секунд, прежде чем положить свои же следом. Похоже, до игры ей уже не было какого-либо дела, что, впрочем, можно было сказать и о нём самом: не ради ведь этого он на самом деле сюда полез, ведь так? Однако, пусть только попытается воспринять это как его поражение и таки запросить свое ебанное желание с него.

...ведь если она попробует это сделать, он быть может даже его и исполнит.

Стоило, правда, отвлечься мыслями об этом, как на его коленях вдруг оказывается пара чужих оголенных ног. На мгновение блядское дыхание вновь замирает, а румянец на щеках, который не успел полностью пропасть с прошлого раза, начинает по новой расцветать. И все таки он находит в себе силы, чтобы таки выдохнуть. Сил уже удивляться сверх меры или злиться на эти её выебоны не было, поэтому парень всего-то и кидает на неё короткий и недовольный взор. В конце концов её комната — что хочет, то и делает.

Тем более касаться девичьих голых ступ, чтобы их убрать, для него было как-то... чересчур... интимно, что ли. Даже несмотря на то, на какие откровенности их уже понесло.

Выслушивая очередную из их числа, Дима всё глядит в её сторону, ни в коем случае не смея перебивать или вставлять свои до жопы никому не нужные комментарии. При упоминании сбежавшей матери он чуть слышно цокает, словно порицая эту неизвестную женщину, но в Софье успеешь наслушаться подобных историй по горло, чтобы выдать что-то большее. Когда же речь зашла об отце, Копытов только делает рожу покислее и на этом всё. Разве ему понять какого это — потерять столь близкого человека, столь любимого, который заботился о тебе всю жизнь. Нет, конечно.

А вот гнев, что заблестел в сероватых глазах, был ему хорошо знаком.

Она не озвучивает, как ненавидит своего дядю за то, что тот сделал, не ноет на эту тему, не жалуется, просто говорит так, как видит со своей точки зрения. И всё-таки невозможно было не уловить столь ощутимую, столь обжигающую злобу, которой веяло от Соколовой. Её слова стараются казаться такими сухими, такими бесчувственными, но Ожогслышит в них гораздо больше: от неё отмахнулись, как от надоедливой блохи, у неё забрали то, что её по праву. Ей сделали больно. И она хотела бы сделать так же в ответ.

И, скорее всего, нет другого человека во всем сраном интернате, который понимал бы лучше этой грызущей злости, этого давящего в груди желания, чем он.

- Ну и педик этот твой дядя, - не скрывая своего чистого презрения к этому человеку наконец бросает Дима. - Отпиздить такого хуесоса мало будет. Камнем бы зарядить ему по башке блядской. И... эм, это... мне жаль. Ну, по поводу бати и... всей хуйни...

Выражать сожаления он никогда толком не умел. Совсем другое дело ненавидеть кого-то.
Это было просто. Это было привычно.

Поэтому так легко было переключиться, так легко было завестись на всю катушку из-за самой мелкой из причин.

Когда поступает следующая просьба, - почти, ебанный в рот, приказ!, - Дима, который только что пытался проявить сочувствие, уже с загоревшимся пламенем в глазах хмуро смотрит на неё. Тут же резким движением рук он грубо отталкивает её ноги от себя и действительно на долю секунды убирает челку с левой половина лица, показывая тот самый шрам во всей красе. Кривая линия, разделявшая чистую, здоровую плоть от обезображенной, проходит ниже к шее, после поднимаясь к уху, образуя какое-то подобие овала.

- Так, блядь, тебе интересно, да? - полушепотом отвечает он, позволяя волосам упасть обратно. - Думаешь, раз поделилась об отъехавшем старике, то имеешь право это спрашивать?!
Он не поднимает голоса до крика или даже чего-то близкого к нему, но уже можно было услышать как выразительно скрипели друг об друга зубы.

Он стыдился собственного уродства — факт, который, наверное, не воспринимал до конца даже он сам. Пытаясь сбежать от этого беспощадного чувства, он заменяет его обидой, а её в свою очередь  - гневом, чья желчь разъедает изнутри его каждый день. И зачем пытаться сдерживаться, если ради этого надо стараться, прилагать усилия? Так ведь удобно просто ненавидеть. Особенно, если ему хотят залезть под кожу, попытаться тыкнуть пальцем в что-то неприятное, что-то по-настоящему болезненное. И все прошлые вопросы, - про первый поцелуй, про секс, - становятся абсолютно незначительными на фоне этого, и в груди нещадно что-то горит, не позволяя дышать.

Но все равно он должен дать ответ. Просто потому, что это было честно, даже если одно это слово оставляет привкус теплого пепла во рту.

- ...Мать.

Повисло молчание.

Отредактировано Ожог (2020-11-06 07:57:03)

Подпись автора

No place for tonight
Guess I'll stay here and continue to fight

Лучше бы она сдала тебя в детский дом.

Каждое слово болезненно колит воспалённую опухоль где-то в груди, выдавливая наружу накопившийся вонящий гной, что тут же заполняет нутро. Тошно. Мерзко. Аж блевать хотелось. Пальцы до белых костяшек сжимаются на мятой простыне, лицо кривится по-звериному жутко и исполосованный тонкой паутиной красных нитей левый глаз начинает блестеть от влаги. Горло режет горьким чувством обиды, что было направлено на звенящую внутри пустоту, но та всё так же хранила молчание.

- Завались, - шипит Ожог сквозь плотно сжатые зубы. - Или считаешь себя самой умной, а?!

Но как бы он не старался, легче не становится. Напротив, сердце с каждым стуком всё сильнее сжимает невидимой хваткой, отчего воздух из легких выходит сиплым хрипом. Не дающие покоя мысли вновь грызут изнутри череп, заставляя задаться одним и тем же вопросом: а наверное и было бы? Если бы от него отказались, выбросили куда подальше, как никому не нужный мусор. Если бы оставили его ещё там, в доме, где звучала сотня одновременных детских криков.
Если бы он не...

Его рука звучно ударяется об спинку кровати и дрожащий от бурлящего гнева взгляд поднимается обратно на девичье лицо, на котором снова играла эта ебучая улыбка. Смотрела ли она на него свысока, ни в что не ставя брошенные в пылу угрозы? Смеялась ли над ним и тем, как беспомощно он злился, как изводил себя и только хмуро сводил брови, не предпринимая каких-либо ещё действий, чтобы заткнуть её? Плевала ли на то, как ему было действительно больно, пусть он и сам был слишком слеп, чтобы это понять?

Неужели ей действительно было все равно всё это время? Даже тогда, когда она была единственной, кто помогла ему подняться, когда этот ебнутый мир в очередной раз сбил его с ног?

- Я сказал, заткнись нахуй.

И опять она не задумываясь тычет туда, где гноилось хуже всего. Люди обходят его стороной, смотрят с боязливой опаской в глазах на него, ненавидят и боятся не потому, что он обезображен на всю оставшуюся жизнь. Шрам лишь был оправданием, причиной выплеснуть хоть на кого-то жгущую злость, которая пожирала каждую клеточку его сути. На них, на тех редких людей, кому не повезло быть дорогими для него, на всех остальных и на эту ёбанную жизнь, которая продолжала беспощадно душить его.

Но эта черная жажда всё не уходила.

И Дима правда уже поднял кулак, когда Маша тихо, с необыкновенной мягкостью в голосе шепчет ему. Предупреждает. Угрожает. Так, словно имела на это право. Бесит. До сбитого дыхания, до дергающегося века одного из глаз, до колючего комка в глотке. Ему действительно хотелось её ударить прямо сейчас: со всей силы, со всей яростью до звонкого хруста костей и брызгающей во все стороны крови. Совсем так же, как хотелось тогда ударить Юлю...

Тому, что Маша вдруг садится на его колени, он даже почти не удивляется, скорее заводится только сильнее. Ещё одна попытка подразнить его, сбить с толку, чтобы потом посмеяться над его нелепой реакцией. Он ей этого повода не дает, всё злобно смотря на неё немигающим взором. Даже когда её пальцы отодвигают челку, касаются мягко, почти ласково обожжённой кожи, голод всё не утихал. Пока она не прижалась собственными губами к его лицу.

Пустота внутри почти незаметно треснула.

Где-то там, за всей этой злостью, безжалостно сжигающей всё остальное ненавистью нечто скользнуло по сердцу холодным касанием, вызывая странную тоску, ностальгию по тому, что он забыл. Забыл, потому что этого никогда не было. И снова звучит голос казавшимся таким нежным, таким близким, повторяя то, что он уже слышал. Но почему-то злится уже совсем не хотелось. Вместо этого он со свистом выдыхает, словно пытаясь сбросить тяжелую ношу со своих усталых плеч. И совсем не сопротивляется, когда девушка тянет его подбородок на себя, только продолжает смотреть в её беспристрастные серые глаза. Затем она целует его.

Тёплые. Её губы были просто невыносимо теплыми на вкус. И сухими, но при это казались все равно нежными как мягкий бархат. Мимо пролетает мысль, что быть может этого он на самом деле и хотел. Стоит за неё зацепиться, как он, обхватывая её крепкую талию своими грубыми ладонями, тут же отвечает на поцелуй: неумело, неловко, но со всей пламенной страстью и животной жадностью, на которые был способен.

И тут же отстраняется, когда понимает, что делает. Он падает на локти, не в силах удержаться, и опускает взгляд, который нельзя было увидеть из-за упавших волос.

- Довольна, блядь? - только и может он с еле слышно прошептать, не глядя ей в глаза.

И оставалось спросить: "зачем?".

Отредактировано Ожог (2020-11-08 09:10:31)

Подпись автора

No place for tonight
Guess I'll stay here and continue to fight

Даже сейчас она всё никак не хотела оставить его в покою, продолжая лезть ему под кожу и пытаясь запустить свои острые коготки как можно глубже, чтобы достать до уязвимой и оголенной сути. А она, суть, была на самом деле до смешного проста: он боялся именно этого. Боялся, - до предательской дрожи в руках, до застрявшего вдоха в глотке, до невозможности поднять взгляд и посмотреть ей в лицо, - того, что она так старается стать ему ближе исключительно для того, чтобы сделать ему как можно больнее. Этот страх преследовал зловещей тенью всю его жизнь с того дня, как бурлящая вода оставила на его лице на всю жизнь эту проклятую метку. Вечное напоминание о том, что больнее всего тебе могут сделать именно самые близкие тебе люди.

Но когда эти проклятые пальцы снова касаются изуродованной плоти, он вздрагивает, не в силах сдержать короткого стона, который никто не мог слышать кроме их двоих. На улице стояла летняя жара и в комнате, даже с открытым окном, было невероятно душно от горячего воздуха, но все равно каким-то образом её ладони кажутся такими холодными, когда скользят по обожжённой щеке вверх, пока не останавливаются на месте намокшем от скупых слёз. Тут же возникло желание прильнуть к ней, прижаться как можно сильнее, но Дима давит его в себе: ему всё ещё было страшно.

А Маша до сих пор не затыкалась, продолжая говорить: прямолинейно и грубо, но зато честно. Или, возможно, он просто пытался заставить себя поверить в это. В то, что ему правда не желают зла, что он может действительно кому-то нравится таким отвратительным куском говна, коим являлся. Быть может оттого, что она тоже до сих пор не видела его по-настоящему. Она утверждала, что он сильнее многих здесь, что он до сих пор не сломлен, несмотря на пережитое, но так ли оно на самом деле?

Где-то далеко отсюда кто-то бежит вперед, встречая в лоб многочисленные препятствия на своем пути. Может быть, спортсмен. А он всё стоит на месте.

Опухоль в груди, которая крепкой хваткой сдавливала сердце, вновь начала ныть, призывая ещё раз выплеснуть весь скопившейся гной наружу. И снова Дима до скрипа сжимает зубы, готовясь оттолкнуть от себя нависшее над ним тело, ударить что-нибудь со всей дури и наорать так, чтобы стены начали дрожать. Но стоит перевести на неё взгляд, как эта вспышка привычной ярости затухает в одно мгновение. Она снова улыбалась ему, но уже не насмехаясь, а... иначе.

С самого их знакомства парню думалось, что улыбка Маши являлась по-настоящему искренней и только по ней можно было понять хотя бы часть её истинных намерений. До этого в ней он видел одну лишь блядскую издевку с самодовольством, но сейчас, в этот самый момент, когда девушка опять пытается накрыть его губы своими, Дима наблюдал нечто совсем иное. И потому прекратил сопротивляться. Он ведь на самом деле этого и хотел. Близости. Тепла. Искренности. Но так тяжело было в этом признаться хотя бы самому себе, не говоря уже о других людях. А она будто понимала всё это и без слов, всё загоняя его в угол и не позволяя убежать от собственных желаний. Добивалась ли она именно этого? Это знал она одна, а Дима мог только сдаться.

Одна из рук мягко ложится ей на шею, ни в коем случае не хватая и не прижимая ещё ближе, а другая уже аккуратно залезает под футболку, медленно движется по пояснице к хребту, поднимаясь чуть выше, и тут же останавливается.

Этот поцелуй, что казался таким настоящим, этот жар, исходящий от чужого тела, этот момент, который будто замер во времени — это всё, что сейчас ему было нужно. О большем он и не смел просить.

Отредактировано Ожог (2020-11-10 08:18:40)

Подпись автора

No place for tonight
Guess I'll stay here and continue to fight