- ...а может хватит?

Алина говорит хрипло. И лицо её неподвижно, словно бледная каменная маска, снятая с лица мертвеца. Алина почти не моргает и даже почти не дышит. Если слишком много дышать, она не выдержит. Она и так, конечно, не выдержит, но от дефицита кислорода кружится голова, и это отвлекает от поднимающегося в груди огня.
Ещё Алина сжимает руки. Костяшки белеют, сливаясь по цвету с мириадами белесых шрамиков, рассыпанных по её ладоням запястьям. От пальцев и выше они маленькие и хаотичные, глубокие и не очень, разной формы и направлений. Одним словом, случайные. А вот на запястьях, выглядывающих из под рукавов ветровки, они принимают стройный порядок плотно идущих одна за другой линий. Иногда они наслаиваются друг на друга и полосы кажутся чуть неровными и широкими; иногда между ними виден едва заметный просвет, отделяющий один слой от другого.

Сейчас Алина впивается ногтями в собственные руки, и, кажется, на ладонях останется ещё несколько случайных шрамов.

- Может, блядь, хватит?! - голос хрипло клокочет откуда-то из груди. Алина даже не успевает осознать, что только что матюгнулась перед училкой, а она же обещала директору, что от неё правда-правда больше не будет никаких проблем. Остекленевшие глаза застилает белесая пелена, а руки обхватывают опущенное лицо, на котором тоже останутся беспощадные и безжалостные следы-царапины от собственных ногтей.

Пожалуйста, хватит.

---

Алина соблюдала все меры предосторожности, но против воли деда с облаков не попрёшь - и иногда он решал, что Алине в этой жизни жутко недостает пиздюлей самого разного рода. Кулаком в ебало - это ладно, это дело привычное. Попасться училке с сигаретой - в принципе, тоже. Обычно всё ограничивалось тем, что она тушила сигу об стену, сдавала педагогу пачку, зажигалку, и шла к себе в комнату, где у нее был заначен стратегический запас. Закурдаева Александра Николаевна ничем от коллег в этом отношении поначалу не отличалась - забрала, отчитала, тут бы и разойтись.

Но дед с облаков, направляющий русичку, видать, имел другие планы. "Пошли со мной," - сказала она. Алине, которая клятвенно обещала не создавать проблем, пришлось подчиниться. Не сильно-то старше была эта русичка - чуть постарше её первого ёбаря. С ровесниками Александры Николаевной, если уж начистоту, Алина и прибухивала, и торчала, и трахалась.
С хуя одного юноши двадцати пяти лет даже пыталась снюхать дорожку как-то раз. Все так ржали, что хуй опал и дорожка рассыпалась. Ну, хотя бы было весело.

Александра Николаевна не выглядела ни как собутыльница, ни как половой партнёр, и уж совсем вряд ли с ней можно было бы покурить травы или на ночку залипнуть под какими-нибудь марками. И всё же, необходимость подчиняться не такому уж и взрослому взрослому раздражала. Бесила. Не будь это ебучий интернат, не навороти она уже дел за время своего пребывания здесь, и смело можно было бы ломануться полем-лесом, махнуть через забор, и ищи-свищи её до завтра. Влетело бы ещё больше, конечно, но уже за дело. И уже по-привычному, по плохому. На ковре у завуча по воспитательной работе, где всё просто и понятно. Пригрозили бы опять ментовкой, да и забили бы - чё ей, впервые чтоль?
Не впервые, конечно.

Но вот идти в гости к училке при первой же встрече - это что-то новенькое.

Алина поднялась вслед за ней на второй этаж. Вошла в открытую дверь. Разулась. Так и замерла.

Если её впустили в дом - это ещё не значит, что ей здесь будут рады. Куда идти, что делать, где садиться? И, самое главное, что Закурдаевой от неё нужно?
Все эти вопросы оставались без ответа. Оставалось только опустить взгляд, и очень увлеченно заняться расковыриванием не до конца зажившей ранки на тыльной стороне запястья.

Подпись автора

пусть всё горит

Алина кивает, словно проглотила язык. Ну и проходит, конечно. Ей было велено проходить.

Пока Закурдаева бегала за чайником и чашками туда-сюда, Алина коротко осмотрелась. Самая обыкновенная хата самого обыкновенного человека. Не такой уж и беспорядок - беспорядком это было бы разве что по заверению чьей-нибудь маменьки, упоротой по вылизыванию хаты перед появлением в ней посторонних людей. Такой уровень порядка Алину вполне устраивал - видала она и похуже, а уж разводила... Мама не горюй.
Впрочем, её маме большую часть времени было похуй на то, какой срач разводит Алина - ведь мама попросту с ней не жила.

Об этом, конечно же, никто не знал, не была уверена в этом и сама Алина. Быть может, ей, конечно, и показалось, но мама поначалу будто бы и не хотела сдавать её ни в какой ебучий интернат. Мама поначалу пребывала в состоянии легкой эйфории от долгожданного воссоединения с дочерью, и Алина, почувствовав этот посыл, всеми силами постаралась сделать так, чтобы их неполная семья хотя бы была семьей.
Ну так вот, если дело было так, то Алина, как вы можете понять из её нахождения здесь, обосралась.

Алина посмотрела на чужую чашку перед собой тоскливо - у мамы была такая же, только зелёная. Алина даже знала, где русичка купила себе эту. Потому что ходила вместе с мамкой в тот же магазин, закупаться бытовой утварью для начала новой жизни.

Вот так вот. Скобина Алиночка, шестнадцать лет, сидит дома у училки и мысленно пускает пузыри соплей из-за того, что мамочка её не любит. Стыдоба и только. Все эти крамольные мыслишки про мамочку достойны младшеклашки, но никак не почти-выпускницы-Скрепы, которая перепробовала по жизни такого, нет, ТАКОГО, отчего у простодушной Закурдаевой наверняка мурашки бы побежали по спине. Узнай она, какой дебош творила Алина сверх того, какой наверняка слили ей из мусарни, побежала бы к этим самым ментам, стучать и сдавать свою ученицу, это к гадалке ходить не надо.
Одно хорошо - теперь всю эту хуйню из головы легко гнать. Гнать ссаными тряпками, как мантру повторяя слова о том, что всё было не зря. Потому что Яша. Потому что даже если её всё-таки не любит родная мать, есть кто-то, кто любит её со всей силой своего извращённого ума, превосходящей простую человеческую любовь.

Ах, Яша... Алина коротко глядит в окно. Потом проверяет телефон - вконтактик Яна в понуром оффлайне. И, хотя близится отбой, они могли бы ещё затусить где-нибудь в районе забора ночью, потому что никакой комендантский час двум влюблённым старшеклассникам не указ.
Хотелось только верить, что Сашке, как её за глазами звали другие ребята, ничего сверхъестественного от неё не понадобится. Но, будем честны, надежда на это, и без того слабая, гасла по мере того, как чашка заполнялась кипятком, пока Алина покорно придерживала пакетик бергамотового гринфилда за ярлычок. Учителя не будут поить тебя чаем, если им нужно обмолвиться с тобой парой слов.

Алина потёрла переносицу. Гонять чаи с училкой было проще от мыслей о том, что она на каких-то около как десять лет старше Алины. В то же время, гонять чаи с училкой было ужасно стрёмно - училка же.

А самое главное, хуй пойми, чего ей вообще нужно...

- Эээ ну... - Алина разглядывает чай в чашке, куда с усердием, достойным лучшего применения, макает пакетик, - Чего... вы хотели-то?

Блин, начинать так разговор с училкой - вежливо, или всё-таки нет?

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/e7/0d/4/16720.png[/icon]

Отредактировано Степлер (2020-11-02 15:05:52)

Подпись автора

пусть всё горит

Ярлычок пакетика, уже порядочно измятый и облезло белеющий на сгибах, Алина наконец-то отпустила.

Пачку она, конечно, забрала и спрятала в куртку. Может быть, стоило сказать что-нибудь вроде "спасибо", может быть, стоило клятвенно пообещать, что мамой клянусь, больше не буду, ни табачинки в рот, ни-ни. Но, конечно, делать так Алина не стала. У неё на лице написано, что она не из тех, кто разбрасывается спасибками и обещаниями изменить свою жизнь к лучшему. Она просто смотрит на Закурдаеву не то недоверчиво, не то вопросительно сверкая глазами из под чёлки - теть, ты святой прикидываешься, или просто дура?
Но вопрос - это лучше, чем ничего. На вопрос ещё можно дать ответ, и хрен его знает, во что этот ответ превратит её хмурое недоверие.

По крайней мере, Алина решает, что проще всего будет хотя бы быть честной, а не спиздеть про то, как у неё все радужно и заебись. Закурдаева - училка. Алина видела своё личное дело в учительской - по сравнению с хлипкими папочками других учеников, почти роман. Русичка не могла проигнорировать такое занимательное чтиво, ха-ха. Сейчас даже не жалко, что Алина отсосала тому менту, и в её личное дело не попало упоминание карьерных достижений на поприще закладчицы.
Приятно, когда что-то можно сохранить при себе.

- Не совсем так, - Алина усмехается вымученно и вяло, - Я покупаю сигареты блоками.
Хранит их Алина, конечно же, не в комнате, но больше того, что у Алина есть заначка, Закурдаевой знать и не надо.

- Не курить тоже не могу. Я когда начала, мне ж ещё двенадцати не было. Если нет сиг - завожусь только так. Вы ж... знаете всё, да? - пауза вместо ответа, но и так сойдёт. Конечно знает, - Кому лучше станет, если у меня опять крышу сорвёт?..

Ещё один риторический вопрос без ответа. Конечно, никому. У этого вшивого интерната есть какие-то большие благодетели, которые великодушно могут протянуть выпускникам руку помощи и отвести их в мир высокой науки и больших бабок. Чтоб больше никакой нищеты, никакого хлеба с майонезом на завтрак, и всё как у людей. Алина не любит хлеб с майонезом на завтрак. Но и "шоб как у людей" Алина тоже не любит, так что великодушные спонсоры проходят мимо неё.
Но раз уж здесь её кормят, поют, и не сдают в колонию для малолеток, Алина отплачивает тем малым, на что способна. Хотя бы не устраивает поножовщину и поджоги.

Алина сутулится, утыкаясь носом в собственные сложенные в замок руки. Шумно выдыхает. Хочешь, Сашка, правды?
Будет тебе, Сашка, правда.

- Я не знаю, что будет у меня после школы, - Алина поднимает глаза и очень отчётливо моргает, - Неделю назад думала, что просто сдохну. Теперь... вроде как... есть причины не подыхать, - в уголке губ едва проскальзывает едва заметный отголосок проглоченной улыбки, - Типа... Всё равно всем по- а, кхм, плевать. Хорошо живут либо умненькие, либо богатенькие. Я ни то, ни это. Так что никакими надеждами... себя тоже не тешу.

- Наверное, я смирилась. Это не мысли про самоубийство... Я их раньше думала, а потом перестала. Бабушка говорит... говорила... Что это, ну, грех, и всё такое. Не то чтобы я в Бога верила, но всё равно это как-то... - Алина не заканчивает фразу, зато красноречиво морщится.

- Я ж ебанутая, - Алина кидает на Закурдаеву усталый взгляд, даже не сдерживаясь в выражениях. Лучшего слова всё равно не придумать для описания того, что творится у неё в голове, - Я не знаю, ну, насколько хватит его... Ну, того, кому на меня не... плевать. Но всё равно... не хочу его расстраивать, - собственные колени сейчас кажутся самым интересным зрелищем на свете, - ...наверное, можно было бы попробовать. Ну, типа, жить. В смысле, не просто вот это вот всё... - Алина поднимает глаза и криво усмехается, - А, ну, жить.

Некоторые слова больно скребут по горлу.

- Наверное, мне правда нужна помощь.

Ай.

- ...понятия не имею, какая.

Подпись автора

пусть всё горит

Алина не любила смотреть в глаза.

Иногда это не имело никакого значения, и Алина просто не думала об этом. Например, во время драки. Или в ситуации, которая дракой могла бы стать, но не стала. Тогда Алина провожала своих оппоненток протяжным взглядом в глаза, и точно знала, что выражает её взгляд. И они уходили, не в силах противиться, признавали поражение перед этим взглядом.
Это не слишком удовлетворяло, но, казалось, позволяло Алине чувствовать себя в безопасности. Если её взгляд холоден как Северный Атлантический и остёр как бритвы, которыми она кромсала себя от скуки, то всё в порядке.

Так ищет безопасности тот, кто ни на кого не полагается.

Смотреть в глаза Закурдаевой было неприятно. Не от того, что можно было прочитать во взгляде русички, а просто так. Это был не тот момент, когда по жизненным привычкам Скобиной Алины стоило бы смотреть в глаза. Но четыре бетонных стены как челюсти, а Закурдаева Александра Николаевна - как болтающийся изо лба донной рыбы огонёк.
Короче говоря, раз уж они на дне, то здесь водятся страшные (хотя и не всегда злобные) донные рыбы. Одна из них заманила Алину прямиком в своё логово.
Хтонические твари, одна из которых сейчас сидела прямо перед Алиной, требовали соблюдения правил, уж коли ты попадаешь в их цепкую хватку.

И Алина не отводила глаза, хотя и стоило это ей окаменевшего от напряжения лица.
Алина кивнула. Очень сознательно, как не кивают в непринуждённой беседе, почти насильно кивнула.

Закурдаева, конечно же, во всём была права. Не было в её словах ни логических дыр, ни того, что Алина могла бы счесть за лицемерие.

Это тоже злило.
Часть её нутра привычно закипала, норовя шепнуть прямо в мозг что-нибудь про переворачивание стола или выплескивание чая Сашке в лицо. Другая часть, неожиданно обнаружившая себя, обладала почти мистическим свойством гасить привычно раздирающую рёбра ярость. Но Алина никак не могла определиться, какая из них сильнее.

Сашкино "молодец" на повторе заело в голове.
Нет, конечно же, Алина не из тех, кто начинает вилять хвостиком и открывается за одну лишь вскользь брошенную похвалу. Алина знает, что у старших обычно всегда есть свой собственный, взрослый шкурный интерес, и похвала скорее окажется возложением на её и без того болезную голову новых ожиданий, тупых и бессмысленных.

Жизнь учит Алину смирению. А она, дура такая, даже по этим урокам выше тройки не получает.

- Да, - выдыхает Алина, - Всё так.

Учиться, трудиться, не забивать на себя хуй. Не думать про эти слова как про пустой трёп, а принять их наконец-то всерьёз, протащив сквозь проржавевшие от уныния рёбра. Звучит как охуенно оптимистичный план. Жизнь отучила Алину от оптимизма.
Алина мрачно отпивает из чашки с чаем.

- Неделю назад я видела, - вряд ли Сашка удивится историям из-за забора, так что после полусекундной заминки Алина продолжает, - Как беспризорники выбили камнем глаз одной девке, тоже беспризорнице, вроде бы.

Конечно же, это не имеет никакого отношения к разговору.
Но Алина чувствует саму себя похожей на грязно-бурую жижу, стекающую из глазницы по пальцам хнычущей Искры.

- Типа... Я даже имени её настоящего не знаю, - Алина не сомневалась в том, что "Искра" - это как она "Степлер", - Я не думаю, что она пошла в больницу, или что-то вроде того. Мне на неё плевать, мы раз в жизни виделись, но... Стрёмно думать, что она уже отъехала от какого-нибудь заражения в каком-нибудь подвале.

Алина отчётливо нервно теребит ручку чашки в руках.

- Я ничем не лучше этих малолеток. Санниколавна, я... плохой человек. Очень плохой. Я всё сделаю, что нужно, мне всё равно деваться некуда, - волосы заслоняют алинкино лицо, а сама она говорит тихим, прохладным и очень ровным голосом, - Я не верю, что у кого-то, вроде меня, получится жить по-другому.

[icon]https://sun9-32.userapi.com/eWyUszXYAiS-mFe7pRFQrtbEdtS9xD4wTukoug/zISzyGWGj-w.jpg[/icon]

Отредактировано Степлер (2020-11-15 23:10:24)

Подпись автора

пусть всё горит

Привычно хочется закурить. Алина тянется к пачке - осекается на полпути и руку убирает.
Не потому что боится, ведь было б, кого тут бояться. Не потому что уважает, ведь старшим с нихуя доверится только конченый долбоёб или крыса, целующая учительские ботинки за пятёрочки.
Не, дело не в этом. Сашка - не худшая из училок, и видит Бог, ей ещё только предстоит намаяться со Скобиной Алиной.
Степлер решает чуть повременить с нервотрёпкой. Хотя бы на сегодня.

Не то чтобы Алине было не плевать, или что-то в этом духе.

Алина смеётся - низко и громко, клокочуще, как ворона каркает.
Алина разводит руками.

- Санниколавна, вы чё? - Алина склоняет голову и добавляет, как бы между прочим, но без малейшей тени шутки в выцветших грязно-зелёных глазах, - Вас же там убьют.

Алина не врала.
Может быть, чуть-чуть преувеличивала.

Но только лишь самую малость. Алина знала, кто такие беспризорники - много их разных повидала. И так, и сяк, и в коррекционке тоже были. Беспризорники бывали разные - кто-то жил почти стыдливо, показываясь в городе дай боже в сумерках; кто-то наводил страх на округу и держал район, потому что даже хулиганьё вроде Алинки не было настолько отбитым и готовым идти до конца.
Алина ломала носы, руки, ноги, била лежачих ногами. Иногда в лицо. Естественные ограничители не позволяли Алине перейти черту, за которой она стала бы убийцей.

Злобная малолетка - это одно. А что вы скажете о злобной малолетке, у которой уже нет никаких ограничителей? Некого любить, некого уважать, не на что надеяться, и терять тоже нечего, кроме своей собственной, не имеющей никакой цены самой по себе, жизни.
Пиздюк, которому нечего терять. Что может быть страшнее.

- Заводские поля, Санниколавна! Беспризорники... - Алина перегнулась через стол, экспрессивно возвращая святошу-училку на бренную грешную Землю, - Да туда мусора лишний раз не суются! Им же там позволяют жить! Потому что всё равно нихрена с ними не сделать уже...

Алина откинулась на диван. Брови её хмуро сошлись к переносице.

- Потому что переловить их и отправить в детдома - это половину местного отделения на больничный увести. Кого-то, может, хоронить придётся. И что потом? Раскидать по детдомам? Откуда они потом сбегут? Или переколотят половину местных и установят порядки хуже зоновских? - Алина вздыхает, - Это я всё к чему... Они ненавидят взрослых.

Алина поднимает взгляд.

- Сильнее, чем я.

Алина трёт переносицу.

- Они не будут разбираться, зачем добрая училка пришла в их место. Старшой - значит враг. Вот и весь разговор. Глядишь, и вам глаз вышибут... - Алина слабо улыбается, как будто сдерживая неуместный смех над неуместной шуткой. Так это была шутка? - Но... Пожалуй, я соглашусь.

Внезапно Алина поднимается на ноги, взирая на Сашку сверху вниз. В тусклых глазах её словно бы вновь загорается огонёк. Искра.

- Мелкую ту... надо найти. Но я сама. Я с ними договорюсь. Я умею с такими говорить... Знаю.

Впрочем, не будет же Алина и в самом деле срываться с места прямо сейчас и отправляться на окраину в поисках девки с выбитым глазом. Она опускается на диван как будто бы слегка неловко, не понимая до конца, что значил этот странный жест.

- И проходок никаких мне тоже не надо, - смотрит она в окно и добавляет тихо и почти смущенно, - Как лазила через забор, так лазить и буду.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/e7/0d/4/485545.png[/icon]

Отредактировано Степлер (2020-11-21 02:17:01)

Подпись автора

пусть всё горит

Никто не знает, но Алина способна на угрызения совести.
Или не способна, и то, что можно было бы назвать "угрызением совести" на деле всего лишь разросшееся до невероятных размеров, болезненное и воспалённое чувство вечной вины за всё - начиная фактом собственного рождения. Не надо быть отличником, чтобы вычесть из мамкиных тридцати двух собственные без малого семнадцать. Не надо быть доктором психологических наук, чтобы представить себе бытие пятнадцатилетней матери. Не надо иметь научную степерь в акушерстве и гинекологии, чтобы распихивать по всем карманам гандоны в паническом страхе залететь от какого-нибудь быдловатого студентика Паши с хуем в 18 сантиметров.

Так вот, никто не знает о том, что Алину обуревают подобные чувства, когда перед ней делают все эти грустные рожи и хлопают влажными глазёнками. Никто, наверное, и не узнает. Алина и сама старается гнать это от себя.
Алине всё равно.
Сашка ей всё ещё никто.
Алина соглашается трепаться с ней, только потому что у училки есть над ней власть донести Директору. Ну и ещё потому что Искре нужна помощь.

Не ей - Искре.
Алина всё ещё понятия не имеет, что, кроме крепких объятий Яна может хоть сколько-то облегчить тупое нагнетённое гудение в её голове.

- Диктуйте, - холодно отвечает Алина, разблокировав телефон. Сашка диктует. Делиться телефонным номером с училкой - возможно, самое тупое решение в её жизни, но, кажется, с Закурдаевой всё не так просто и не так однозначно. Она... как бы это сказать, ведёт себя с ней не совсем как училка. Пока туповатая звонилка думает, Алина поднимает на Сашку взгляд и смотрит - мрачно, пристально. Закурдаева совсем не в её вкусе - Алине нравятся люди совсем другого склада. Кто-то яркий, активный. Контрастный. Закурдаева же словно сливается с интерьером.

Алина допускает до себя мысль, которая не должна быть подумана - а если захотеть, можно ли завалить училку? Не выйдет ли так, что лесбийский секс с ученицей станет самым ярким половым событием в её подвыцветшей жизни?

Но подумать - не значит сделать. Мысль исчезает так же, как и приходит, когда тишину разрезает противный рингтон сашкиного телефона.
У Алины нет никаких причин так поступать.
Секс с Алиной - только для тех, кому нечего терять. Все остальные сломают об неё жизнь и остатки благоразумия.
Алина не хочет ломать Сашке жизнь, если вас это обрадует. Так что она откладывает мысли о власти, которую можно получить над человеком через секс, и надеется их больше не касаться. Только не в отношении Сашки.
Особенно теперь, когда все её влажные фантазии по праву занимает только полный загробного мрака яшин взгляд.

Потом Алина забивает в телефон номер Закурдаевой, обзывая её просто и понятно - УЧИЛКА. Училок на свете много разных, но в алининой телефонной книжке - только одна.

- Хорошо, - Алина всё так же холодна. Выдерживает паузу, хмурится, трёт переносицу, и добавляет - резко, сухо, нарочито отталкивающе, - Это только для неё. Это не потому что мне нужна опека и покровительство какой-нибудь училки. Я пойду за ней в четверг.

От взрослых одна головная боль, и, видит слепой Бог, развлекающийся с несчастными судьбами заключенных Софьи, Алина бы сделала всё сама, если бы знала, как быть после того, как найдёт Искру.

- Что-нибудь ещё? - Алина резко поднимается с дивана. Кажется, она собирается уходить.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/e7/0d/4/38523.png[/icon]

Отредактировано Степлер (2020-11-26 20:55:31)

Подпись автора

пусть всё горит