Общее описание

---

Привет всем выкидышам, недоноскам и переноскам...
Чудаковатый, забавный, эпатажный и чутка бесящий. Именно так можно охарактеризовать Шума, который, кажется, делает всё, чтобы рассмешить окружающих, быть на потеху толпе, всюду и везде вызывать улыбку, ну или раздражение, в зависимости от того, в какой ситуации оказался юноша. Будь то тренировки, уроки или серьёзный разговор с директором, Шум всегда сохраняет позитивный настрой и шутовское поведение, словно всё ему нипочём, особенно активно выступая, когда вокруг имеются младшие, ну или хоть кто-то, кто может стать наблюдателем его представления. И парню совершенно всё равно, кто или что перед ним — если что-то покажется ему забавным, то он это высмеет, отпустит колкость, ну или как-либо прокомментирует, но уж точно не оставит без внимания. Балабол и пустослов, неугомонный арлекин, способный изысканно произносить длинную речь, а затем выругаться на чистом трёхэтажном мате, ценящий свою свободу действовать и говорить то, что сочтётся нужным, превыше всего. Таким видят парня обитатели интерната. Таким они его знают. И пусть далеко не ко всем юноша проявляет дружелюбие, скорее, иронично подкалывает в пассивно-агрессивной форме, оставляя истинное добродушие для самых близких, вряд ли хоть кто-то назовёт Шумилова серьёзным человеком. Ленивый, рассеянный, замышляющий лишь шалость и ничего кроме шалости, юноша многим может показаться глуповатым. Но Шум не такой. По крайней мере, не всегда и не со всеми.

Это было в апреле. Где-то под самый конец месяца. Ему повезло быть одним из миллионов. А потом не повезло стать одним на 15 тысяч. Бледная кожа, цветом в молоко, голубые глаза, отливающие красным и фиолетовым, белые волосы, словно иней или паутинка. Неожиданный результат союза японки и русского. Что ж, ещё на момент зачатия он был обречён стать особенным, но судьба решила его добить. Она любила это - преподносить ему сюрпризы.
Он не знал своих родителей. Не знал причин отказа от него. Это было не важно. Известно одно. Он брошен и никому не нужен. Никому, кроме самого себя.
Он не любил солнечный свет и яркие лампочки. Не любил утренние прогулки. Но больше всего не любил остальных детей. И это было взаимно. Он был пятном белой краски на их однородном полотне, снежным сугробом посреди лета. Безупречно красивый, но такой чуждый и странный - гость из другого мира - его красота только злила и раззадоривала их. Его били, срывали и ломали ему солнцезащитные очки, заставляли смотреть на солнце. Его таскали за волосы и поливали краской. Воспитателям было всё равно - это же просто дети, они так играют. Они лишь меняли его разбитые очки, мыли ему голову и иногда разрешали не выходить на прогулки вместе со всеми. Тогда он оставался один, выключал свет, задергивал занавески и наконец-то открывал глаза. Он не любил эти стены, не любил эту мебель и тех, кто её обычно занимает. Не любил детский дом. Но впитывал каждый сантиметр пространства. Наверное, чтобы окончательно возненавидеть.
Он любил быть один, любил темноту и музыку. Музыку он находил во всём. Часто придаваясь удовольствию быть ослеплённым тьмой или закрытых век, он жадно поглощал каждый звук. Любил радио и музыкальные передачи по телевизору. Но больше любил живые инструменты. Сочетание струн, клавиш и духовых. Каждую ноту он знал поимённо и точно мог определить, на какой октаве она находится. Знал, в какой из барабанов ударяют палочки, какое из отверстий закрывает флейтист. Он любил это, даже если ненавидел тех, кто извлекает звуки. Учился отличать людей по шагам, угадывать какие двери открываются и закрываются, как наливается в кружку кипяток и как ударяется о её надутые бочка ложечка при размешивании сахара, в какой точке находится нарушитель тишины. Уши становились его глазами и он любил это - не видеть нелицеприятный ему мир. Любил свою бледность и цвет волос, но больше любил, как его взгляда пугаются, стоит им налиться алым, кровавым отблеском. Это было лишь дело времени, когда он поймёт, что его не просто так не любят. Его ещё и боятся. И ему нравилось это. И нравилось этим пользоваться.
Когда семь лет назад его перевели в Софию в детском доме все вздохнули с облегчением. К десяти годам Лёша превратился из жертвы в охотника и уверенно третировал своих бывших обидчиков. На прямую он их не бил, но активно запугивал, давил морально не самыми приятными подколами и издевками, а с теми, кто переходил в открытое противостояние на кулаках, в скором времени происходили поразительные вещи. Они могли проснуться пришитыми к постели за пижаму, обнаружить (весьма несвоевременно) булавки в обуви, найти тараканов в супе или сталкивались с иными "подарками". Доказательств того, что это был Шумилов, не было. Но знали все. Знали и не хотели быть на месте тех, кому уже не повезло.
На новом месте он решил заявить о себе сразу. Среди обитателей интерната он был как свой. Стены его не отталкивали, а приглашали влиться, ступеньки вели за собой, а коридоры уводили в самые далёкие уголки, предлагая познакомиться поближе. Здесь каждый воспитанник был с уникальной придурью, каждый обладал той или иной особенностью и сходил с ума. Но десять лет жизни в месте, где молчание и бездействие принимают за слабость, дали о себе знать. В первый же день Шумилов устроил показательное выступление, чёрти знает откуда добыв комбик и электро-гитару. Ещё через неделю разрисовал стены мальчикова дома. В следующий месяц: устроил между детьми чемпионат в Квиддич, умыкнув каким-то чудом мётлы и швабры, в ходе чего разбил три окна и стал посредником в множественных травмах участников, заявился на завтрак с магнитофоном на плече, который надрывно транслировал скрим рок, убедил нескольких ребят, что является вампиром и по ночам пьёт их кровь, от чего те ещё долго страдали бессонницей и развешивали вокруг кроватей чеснок. Его подселили к такому же "проблемному", что было большой ошибкой. Лунатик, вечно сонный и тормознутый, стал его незаменимым помощником в проказах, а разделить их оказалось невозможной задачей - они всё равно оказывались в одной комнате, которую тут же обустраивали по своему образу и подобию. К ним присоединилась третья. Внезапно и неожиданно. Её никто не звал и не желал, но с ней оказалось лучше, чем без неё. Словно потерянная в пространстве и времени, Скверна - девочка с множеством тайн и загадок, спрятанных где-то глубоко внутри. Такая странная. Такая чуждая. Такая родная, будто они всегда были вместе.

Шум. Бледный кожей и белый волосами. В нём сто девяносто сантиметров росту, но ещё выше в нём самомнение. А говорит он мурчаще, нараспев, словно вот-вот мяукнет. Вечно в солнцезащитных очках и тёмных одеждах, вечно дерзкий и вечно ироничный. Он много болтает, но думает он куда больше, скорее всего, противоположное тому, что вылетает из его рта. До неприличия красивый внешне. До безобразного непонятный внутренне. Шум, который играет на всех инструментах мира. Шум, который никогда не включает в комнате свет. Шум, который просыпается и засыпает под рок-н-рол. Шум, который придумывает сказки. Шум, который много курит и которому семнадцать лет, а впереди неизвестность. Известно одно. Там он не нужен никому. Никому, даже себе.