Когда Сашка сама училась в школе, она терпеть не могла убирать территорию. Не только потому, что выпадала она всегда на лето, пору абсолютной и заслуженной свободы. Ещё и потому, что ей постоянно не везло с, так заказать, фронтом работ.

Их классная руководительница на протяжении всех лет обучения старалась сделать так, чтобы класс занимался, в её понимании, простой и очень приятной работой – приводить в порядок клумбы, дёргать траву, вот это всё. Ну, может, это и не было тяжело, но Сашка предпочла бы, к примеру, наводить порядок в кабинетах или что-нибудь ещё в этом роде. Чтобы в помещении и с чистыми руками.

Их классная руководительница, впрочем, самозабвенно и искренним удовольствием драла сорняки, так что обижаться на немолодую добрую женщину за это не получалось… Только когда стала учительницей сама, Сашка узнала самый страшный секрет летних отработок. Тот, который всем школьникам наверняка навеки отбил бы веру в справедливое устройство мира.

В отличие от школьников, учителям за них платят.

Если бы могла, Сашка бы предпочла избавить учеников от этой обязанности, но решения принимала не она. А потому, просто из соображений кармического долга, Сашка, уже который год подряд, решительно заявила, что у себя в кабинете порядок наведет сама (это правда), а потом поможет («присмотрит») за парой соседних. Снаружи, на территории, каждому классу нарезали свой участок, и с каждым были «воспиталки», а внутри школы наводили порядок по несколько человек от каждого класса.

У себя Сашка прибралась быстро – в общем-то, в кабинете и так было чисто, она часто приходила сюда в последнее время, надо только пыль вытереть и подмести…

В соседнем кабинете, «общего пользования», а потому вроде как ничейном, дела обстояли хуже. Туда-то никто не заглядывал с сентября… И если кто-то думает, что в конце года там как следует убрались, то лучше подумать ещё раз.

Хотя, нет, не так уж всё и плохо. Надо было только шторы открыть, сразу стало не так темно и мрачно. Работы побольше, чем у неё в кабинете, но на двоих нормально. Пыль, мелкий сор по углам – это быстро, веник и совок в кабинете есть...

– Так, ладненько. Теперь окна, добро? – Сашка в хорошем настроении, это видно. Стрельцова-младшая… Не похоже. Разговор у них как-то не клеится… Кажется, до прихода учительницы она не торопилась что-то делать вообще, просто решила потянуть время до конца дня… Сашка не осуждает. Объём работ великоват для одной, даже на целый день – времени хватит, но руки сами опускаются. Но теперь-то есть кому помочь, да и день быстрее пролетит – всё лучше, чем просто сидеть!

– Можешь принести пару чистых тряпочек? У меня в кабинете, дверь открыта. – Сашка ставит на подоконник ведро с водой, потом стул к окну, снимает кроссовки и встаёт на подоконник. Тряпочка ещё одна есть, но она последняя, а в кабинете три здоровенных окна... А внизу, тем временем, кто-то скребёт метлой дорожки и таскает мешки с выдранной травой.

Закончат с этим, и Нина пускай идёт отдыхать, обещает себе Сашка. Главное чтобы её не впрягли куда-то ещё.

Поначалу Сашка не замечает хода времени, спокойно трёт тряпочкой оконные рамы, пока не касаясь стекол. Окна в кабинете страшненькие – всё, кроме форточек, давно и навеки заклеили бумажным скотчем, а потом ещё и заботливо покрасили толстенным слоем краски прямо поверх скотча. И такой же жирный слой краски на задвижках – мол, даже не пытайся.

Поэтому и Сашки не пытается. Пришлось смириться, что окна можно протереть только изнутри, что между стекол так и останется пыль – не смертельно. Сашка хоть и убирается тщательно, но в разумных пределах.

Что-то Нины долго нет. Ищет, что ли? Там же прямо от двери видно всё…

Впрочем, Сашка не спешит. Вытирает тряпочкой пыль с навеки застывших оконных ручек, смотрит вниз и думает о своем. Вспоминает, как вот точно так же мыли окна в библиотеке института – окна выходили точно на навес над крыльцом, через открытое окно можно было выйти на него… Наверное, ни в каком другом месте Сашка сама бы не рискнула вылезти на подоконник, чтобы, как положено, помыть окна снаружи. Ну, во всяком случае, тогда бы не согласилась. Сейчас… Да, наверное, тоже.

Так, с первой рамой всё – стёкла пока не трогает, чтобы не вытирать по десять раз мутные разводы. Сашка кладёт тряпку в ведро, акууратно, сперва присев на корточки, спускается с подоконника, стараясь сразу попасть ногами в кроссовки…

И ловит себя на мысли, что Стрельцовой-то всё ещё нет.

Быстро обувается, выходит в коридор, смотрит по сторонам – никого. Заходит к себе – тоже никого.

Непонятно, что и думать.

Первая мысль у любого учителя – просто смылась, конечно. Даже в таком месте как Софья у школьников море вариантов, куда можно спрятаться, чтобы просачковать унылую уборку, и у любого учителя не будет особых сомнений, что и почему… У любого, кроме Сашки. Ну, либо она совершенно не разбирается в людях.

Какой школьник, решивший свалить с уборки, стал бы брать с собой тряпку, которую училка просила принести?

– Нина? У тебя всё в порядке? – Сашка идёт по коридору. Не кричит, просто громко говорит. Как будто обращается к Стрельцовой, которая вот где-то тут, недалеко. Так, если не повышать голос, и самой легче держать себя в руках, не начинать нервничать больше нужного. Пока ничего страшного не случилось, ну не может ведь ребенок потеряться в школе?

– Нина, ты здесь? – говорит она в приоткрытую дверь туалета – мало ли что. Нет, скорее всего. Закрыла бы ведь за собой дверь… Но Сашка надеется. Ждёт несколько секунд, затем открывает дверь и заглядывает – никого.

Понемногу начинает нервничать, это видно. Громче дышит, непроизвольно ускоряет шаг. Происходящее звучит для Сашки полным бредом – ну как так-то, послала ученицу за тряпкой, а та ушла и не вернулась. От этого становится не по себе. Неправдоподобно и поэтому жутко.

Быстро шагая по коридору, Сашка обещает себе, что Нина у неё получит, как только отыщется.

Как только отыщется.

Сашка всё больше нервничает.

И ищет. Кажется – долго. Хотя на самом деле времени прошло от силы минут пять, кажется, что намного больше. Сашка идёт быстро, дёргает каждую дверь, заглядывает за каждый угол. Даже, на всякий случай, там, где это видно, каждый раз смотрит в щель между дверью и косяком – действительно ли закрыт замок.

Сашка не знает, что делать. Она уже и рада бы думать, что Стрельцова просто решила сбежать. По крайней мере, пусть лучше так, чем окажется, что случилось что-то плохое…

Нет, в смысле, от Сашки она в таком случае всё равно получит, и даже за дело! Но, если бы могла, Сашка бы с радостью пообещала, что ничего той за это не будет, лишь бы просто узнать, где она!

К сожалению, заключить такую сделку её не с кем.

– Нет, не выходила? Хорошо. Спасибо. Нет, всё нормально. Спасибо. – Сашка прячет в карман джинсов телефон, прислоняется спиной к стене, тяжело дышит. На выходе из школы не видели, и говорят, что точно не выходила, там дверь загорожена…

Ни о чем не говорит само по себе, конечно. Могла и не через дверь выйти – кто, в рамках демонстрации удали, не выходил из школы через окно первого этажа?

Сашка запыхалась. Сильнее, чем должна бы за десять минут быстрой ходьбы, но она об этом не думает, мысли заняты другим.

Правильно ли она поступает, не лучше ли сообщить? Не лучше, подсказывает голос прагматизма. Собакина на неделю пропадала, а тут – десять минут, никто ничего делать не будет. Разве что накажут Нину, когда она найдется сама…

Погрузившись в свои мысли, Сашка не сразу примечает приоткрытую дверь чулана для швабр.

Разве эта дверь не должна быть закрыта на замок?

– Нина? Чего ты… Что случилось? – Сашка говорит громко, но Стрельцова не слышит, изо всех сил зажимает уши руками. Это что, что-то вроде… Защитной реакции? Сашка в недоумении. Нет, конечно, хорошо, что жива-здорова, как камень с души… Но что в пустой школе могло настолько её напугать?

Щелкает выключателем на стене – ну ещё бы, в подсобке целый ящик лампочек, а ту, что на потолке, не удосужились поменять… Осторожно, чтобы не напугать ещё сильнее, Сашка касается руки Стрельцовой – и в ответ та издаёт испуганный крик. Сашка испуганно отдергивает руку.

– Тише, тише… – Дрожащим, но как можно более доброжелательным голосом говорит она. – Это я.

Наклоняется на одно колено, снова протягивает руку, но передумывает и опускает.

– Всё нормально. Слышишь? Всё хорошо. Здесь никого, кроме меня. Никто тебя не тронет, обещаю. – Голос у Сашки выравнивается, она-то точно знает, что весь этаж пуст… Но не надо думать, что она не заметила. «Не трогай» – а что, кто-то собирался тронуть? Что может настолько напугать в таком возрасте?

В побелевших от напряжения пальцах – та самая тряпочка, с которой всё и началось.

– Ты… В порядке? – Сашка спрашивает очень осторожно, понимает, что девочка сильно напугана. Видит разбитое колено, мысленно складывает два и два, и ей очень это не нравится. – Что случилось? Кто-то… Обидел тебя?